Майра сжала бедра, продолжая сопротивляться.

– Это неправильно.

Она уперлась руками ему в грудь, боясь, что он возьмет ее силой. Потом ее бедра обмякли, и, точно по волшебству, холодная глиняная скульптура ожила от его прикосновения: «Восходящая Венера», порожденная его воображением, обрела под ним жизнь. Став не покорной и уступчивой, а требующей и ненасытной, как он сам, – такой, какой он ее представлял себе в своих былых фантазиях. Движения ее были настойчивые, гибкие, устремленные ему навстречу, ищущие ответной равнодействующей силы. Она пыталась взять процесс в свои руки, и он вдруг испугался, что выпустил наружу неуправляемую, безудержную энергию, – оживил Венеру, которая восстала с такой яростью, какой он от нее никак не ожидал. Это была борьба, как будто она старалась доказать, что подчинить ее не по силам ни одному мужчине на свете. Майра была сильная – и на мгновение Барни, ослабшему, показалось, что она одолеет его и оседлает сверху. Что-то внутри него хотело ей уступить, поддаться ее воле, но ему все же удалось совладать с нею – и он удерживал ее так до тех пор, пока они оба вконец не выбились из сил и не обмякли, после чего он попытался оторваться от нее.

Но Майра все равно требовала свое: она удерживала его, сжимая своими крепкими руками и ногами, пока не решила, что довольно. Она вздрогнула, вздохнула, выпустила его из объятий, будто отринув от себя, и принялась разглядывать его обнаженное тело.

– Ну что, чувствуешь себя богом? Доволен теперь?

– Ты это о чем? – Он прикоснулся к ее плечу, но она отстранилась. – Не юродствуй. Ты хотела меня так же, как я тебя. Ты все это время сдерживалась, как и я. И вот мы как будто снова возродились. Да уж, с тобой невозможно чувствовать себя одиноким.

– Не надо об этом.

– Будь ты со мной, я с радостью пошел бы в «мученики». Да хоть в легион к самому дьяволу.

Майра воззрилась на него.

– Не шути так.

– Отчего же так мрачно? Где же твое чувство юмора? Было так здорово! Давай лучше поговорим о борьбе полов…

– Грязнуля ты.

– Что ты сказала?

– И меня запачкал. Все вы, мужчины, грязнули. Вот ты и меня замарал. Тебе же этого хотелось? Овладеть мной и заразить своим грязным семенем. И как только меня угораздило оказаться здесь, в этом пристанище грязи и разврата!

Столь внезапная перемена испугала Барни – он попробовал успокоить ее, но она шарахнулась от него, схватила с его рабочего стола резец и замахнулась им, точно это был нож.

– Брось, Майра!

– Еще раз подойдешь, убью.

Барни отличался сообразительностью – и отшатнулся.

– Ладно, я больше не прикоснусь к тебе, если не хочешь. Но, черт подери, ты берешь то, что тебе нравится, и превращаешь все…

– Нравится? – злобно проговорила Майра. – Я всегда считала тебя другим, а ты такой же, как все остальные, – прикидываешься, будто веришь в то, во что верю я, и делаешь вид, что тебе это интересно, хотя на самом деле у тебя на уме было только одно – затащить меня в постель, попользоваться и унизить.

– Ошибаешься, – сказал Барни, досадуя, что все так обернулось. – И не надо меня дурачить. Тебе хотелось этого не меньше, чем мне. Может, тебе трудно себе в этом признаться, но, дорогая моя, ты сама пыталась одолеть меня и унизить. Последнее время ты только и делала, что испытывала на мне свою духовную силу, – на мне и на Карен.