Я посмотрел на кота, который мирно спал под массивным стулом, попытался вспомнить, а видел ли я хоть раз, как он ест, и сколько времени прошло с тех пор, как этот пушистый комок сопровождает меня? Могла ли кошка не есть неделю?

Я закурил, стряхивая пепел прямо на пол, мысли лихорадочно вращались в голове, пытаясь собрать эту головоломку в одно единое целое. Тысяча ярких частей была заботливо перемешана и выложена передо мной.

А может, девочка, писавшая дневник, и вовсе страдала шизофренией или чем-то там еще, вызывающим серьезные галлюцинации, в которые больной верил безоговорочно? Она все это придумала и с особым тщанием записала, сопровождая собственными скупыми комментариями. Но в этом случае болен был и я, пусть частично, я видел то же, что видела и она, а этого уж никак не могло быть. Нас разделял не один год, и я был уверен в том, что экспедиция, за гибелью которой я наблюдал на этих пожелтевших страницах, была в Еже как минимум лет пять назад, а то и больше.

А может, болен я? Я затравленно осмотрел комнату, ожидая увидеть, как из-за печки вылазит домовой с большим окровавленным топором в прескверном настроении. А если это все придумал я и сейчас лежу в какой-нибудь клинике, Юлька — это моя медсестра, которая колет мне ежедневно лекарства, Степаныч — завхоз, а Седой — доктор? Остальным придумывать роли в этом шизофреническом бреду не хотелось, хотелось выбраться из этого города и оказаться дома.

Дом, дом, дом, он у меня есть или я его придумал, или его придумали для меня, или мне о нем кто-то рассказал? Слишком идиллическая картина, я поехал в прощальный турпоход, жена дома беременна, а я, конечно, должен почтить память своего друга, который героически сгинул в аналогичном походе. Может, он вовсе не ломал ногу, а так же прострелил ее, или от кого-то удирал и неудачно приземлился, а может, я и Славку придумал, как и всех остальных?

Я не был уверен в том, что у меня была хоть какая-нибудь жизнь до Ежа, и я хотел одного, чтобы этот непрекращающийся кошмар закончился.

До конца дневника осталось всего несколько страниц, я был уверен, что он должен дать ответы на мои вопросы, в этих страничках был ключ к моему спасению, ключ к реальности. Я снова углубился в чтение, не обращая внимания на то, какое время суток стоит за окном, я даже не помнил, когда последний раз пил или ел…

…Они вернулись во дворец культуры. Степаныч провел их в уже знакомый зал, закрыл дверь и обмотал ручки веревкой, которую выудил из своего рюкзака. Сил восстанавливать баррикаду не было, да и чувствовал он, что толку от нее никакого, стоило лишь вспомнить паренька, который исчез из намертво замурованного зала.

— Что? — Юлька задала вопрос, который не нуждался в расшифровке, она хотела знать, что только что произошло, что они будут делать дальше и еще много «что». Но Тимофей Степанович лишь устало мотнул головой и присел рядом. Он достал свою пачку «Беломора», привычно щелкнул, но на этот раз папироса не выскочила, как чертик из табакерки.

— Закончились! — констатировал он. — Ты, поди, сигареты куришь?