Она спустилась по каменистой дороге в долину. Здесь, несмотря на солнце, все еще веяло промозглой сыростью. Однако одежда послушницы из толстой грубой шерсти была достаточно теплой, деревянные башмаки защищали ноги от влаги. Раньше Анна и шагу ступить в такой обуви не умела. Сама не заметила, как привыкла.
Она видела селение в долине – дома из серого камня под тростниковыми кровлями. Недалеко от строений на ручье стояла плотина, и слышно было, как шумит вода под лопастями колеса водяной мельницы. В ограде были сложены мешки с зерном, раздавался ровный гул жерновов. Анна знала, что мельница принадлежит монастырю и приносит неплохой доход, ибо другой нет во всей округе вплоть до Грассингтонского моста. Но туда добираться добрых восемь миль, и местные крестьяне предпочитали платить за помол бенедиктинкам Сент-Мартина.
Спустившись с откоса, тропинка вилась теперь совсем недалеко от селения. Легкий ветерок доносил запах овчарни и кисловатого торфяного дымка. В тишине отчетливо разносилось монотонное постукивание по металлу – трудился кузнец. Слышалось неторопливое поскрипывание колодезного ворота, который вращал маленький черный ослик.
Внимание Анны привлекло заливистое ржание лошади. Из болотистой низины к селению легкой рысью приближался всадник. Его кольчуга тускло мерцала на солнце. Кажется, он заметил Анну и, заслонясь рукой от солнца, стал смотреть на нее. Анна повернулась и пошла прочь. Сама не зная почему, она недолюбливала этого начальника отряда стражи. Когда-то он некоторое время служил в замке, где она жила, в Нейуорте. Потом переметнулся к Глостеру. Обычное дело: наемник часто меняет господина. Однако Анна старалась избегать общества этого Джона Дайтона.
Обогнув выступ монастырской стены, Анна миновала мостки, где они с сестрой Агатой сегодня полоскали белье, и, поднявшись по каменистому склону, оказалась на своем излюбленном месте у ручья. Здесь лежал ствол старого бука, поваленного бурей, его вывороченные корни нависали над водой. Анна любила проводить тут время, склонившись над вышиванием или книгой, а порой просто наблюдая, как в водоворотах ручья играет форель. Сейчас она снова глядела на противоположный склон, где среди других крестьянских детей мелькала фигурка ее дочери Кэтрин. Девочка все чаще убегала от матери, и не в силах Анны было удержать ее возле себя. Счастье еще, что прошел тот страх, который в первое время настолько мучил ее, что она вообще не отпускала дочь от себя. Да и теперь, если Кэтрин задерживалась в долине и не являлась к трапезе в монастырь, Анна начинала испытывать беспокойство. Но детей в селении было немного, и далеко они не забредали. Вот и сейчас Кэтрин и ее маленькие приятели, устав дразнить пса, собрались в кружок и что-то разглядывали на земле. Потом веселой стайкой потянулись в сторону рощи тонкоствольных берез. Кэтрин, ведя пса за ошейник, шла одной из последних. Анна проследила за ней взглядом.
Ее дочь, несмотря на живой характер, никогда не была заводилой. Наоборот, Кэтрин была ранима и часто терпела обиды от своих приятелей, которые обращались с девочкой из монастыря, как с равной, и лишь посмеивались, когда она принималась доказывать, что является дочерью благородного рыцаря. Кэтрин жаловалась матери, но Анне нечем было ее успокоить. Растрепанная, в темном, напоминающем сутану платьице, немного великоватом и с уже обтрепавшимся подолом, ее дочь ничем не отличалась от сельских ребятишек. Анна сама была такой в детстве, и ей тоже не верили, что она дочь могущественного графа.