Он некоторое время молчал, раздумывая, потом потянулся мимо меня и достал маленький томик из книжного шкафа. Книга была в дешевом полотняном переплете и сильно потрепана. Выпуск трудов Фукидида, который он приобрел в оптимистической надежде, что Герман и Джемми когда-то изучат греческий достаточно, чтобы прочитать его.

Он аккуратно, чтобы страницы не выпали, раскрыл книгу. Греческие буквы казались мне следами от извивающегося червяка, которого окунули в чернила, но Джейми быстро нашел нужный ему отрывок.

— «Истинно храбр лишь тот, кто ясно видит все, ожидающее его — славу и опасности равно — и, тем не менее, не дрогнув, выходит им навстречу».

Страница со словами была перед ним, но я подумала, что он читал их не с бумаги, а со страниц его памяти, из открытой книги его сердца.

Дверь хлопнула, и я услышала, как Роджер крикнул что-то предупреждающее Джемми своим ломаным голосом, потом засмеялся глубоким слегка задыхающимся смехом, когда Брианна что-то сказала ему.

Затем они ушли, и наступила тишина, наполненная лишь шорохом ветра в листве.

— Истинно храбр лишь тот, кто ясно видит все, ожидающее его. Ты видишь это, не так ли? — тихо произнесла я и положила руку на его плечо там, где оно соединяется с шеей. Я водила большим пальцем по сильным жилам его шеи и смотрела на червеподобные письмена на бумаге. Он видит, и я тоже, потому что это видение ему показала я.

Он продолжал держать книгу, но наклонил голову набок и потерся щекой о мою руку; его густые мягкие волосы коснулись моего запястья.

— Нет, — сказал он. — Я не вижу. Храбрость есть там, где есть выбор, не так ли?

Я рассмеялась и свободной рукой утерла слезы на моих глазах.

— Ты думаешь, у тебя нет выбора?

Он мгновение помолчал, потом закрыл книгу, но продолжал держать ее в руках.

— Нет, — произнес он, наконец, странным тоном. — Не сейчас.

Он развернулся на своем стуле и посмотрел в окно. В нем была видна большая красная ель на краю поляны и темная дубовая роща с зарослями ежевики за ней. Выгоревшее пятно, где стоял огненный крест, теперь заросло диким ячменем.

Прошло движение воздуха, и я поняла, что тишины не было. Горные звуки окружали нас: крики птиц, шум воды и голоса людей, занятых повседневной работой. И над всем этим звучали голоса детей, их крики и смех, сотрясающие воздух.

— Думаю, ты прав, — сказала я. Он был прав, выбора не было, и это знание принесло мне своего рода успокоение. То, что должно случиться, случится. Мы встретим это, как сможем, и будем надеяться выжить. Это все. Если не мы, то, может быть, смогут они. Я собрала его волосы в хвост и крепко зажала пальцами, как якорную веревку.

— А как другие выборы? — спросила я, глядя вместе с ним на пустой двор и на тени леса за ним. — Все те, которые ты сделал, которые привели тебя сюда? Они были довольно смелые, уверяю тебя.

Под подушечкой указательного пальца я ощутила тоненькую полоску шрама, прикрытого рыжими волосами. Он откинулся назад, починяясь моей руке, развернулся и поглядел на меня.

— О, — произнес он и слегка улыбнулся. Его рука взяла мою, и его пальцы переплелась с моими. — Ты знаешь об этом, не так ли, сассенах?