– А наверху у тебя кто? – заинтересованно спросил мальчишка, входя в комнату и аккуратно присаживаясь на кресло у окна. – Муж и дети?
– Дети, – согласилась Вероника. – Только не мои. Там мои племянники, я тебя потом с ними познакомлю. И их папа и мама.
– А они разрешат своим детям с детдомовским дружить? – от этого вопроса на Веронику пахнуло такой безысходностью, что она зажмурилась и покачала головой.
– Конечно, – уверенно сказала она. – Они хорошие, ты увидишь.
– Я вообще-то недавно детдомовский, – сообщил Платон. – С лета. У меня мама от рака умерла. Мы с ней в Череповце вдвоем жили. А потом она заболела. Все лежала, лежала, целыми днями. Я ей чайник кипятил, а себе картошку варил. И в магазин ходил. А стирала нам соседка, тетя Валя. А потом мама умерла, вот меня в детдом и отдали.
– Сколько же тебе лет? – Вероника сглотнула невесть откуда взявшийся в горле ком. – Что ты и картошку варить умеешь, и в магазин ходить?
– Мне семь исполнилось. 14 ноября. Я уже в школу хожу. В первый класс, – добавил он. И вдруг без всякого перехода спросил: – А ты завтракать скоро пойдешь? Уже десять минут восьмого, кафе открыли.
– Сейчас оденусь, умоюсь и пойду, – засмеялась Вероника. – Пойдешь со мной?
– Да я уже позавтракал, – Платон независимо посмотрел в потолок. – Нам кашу давали. А вы можете выбрать: кашу, яичницу с сосиской или оладьи с джемом. Я в меню прочитал.
– Так можно ведь и второй раз позавтракать, – лукаво посмотрела на него Вероника, – ты что хочешь: яичницу или оладьи?
– Если бы у меня была возможность, то я бы выбрал оладьи.
– Вот и отлично! Давай тогда так договоримся: я сейчас приму душ и оденусь, а ты сбегаешь предупредить воспитательницу. Встречаемся у кафе через пятнадцать минут, хорошо? Или тебя не отпустят?
– Отпустят, – уверенно сказал Платон. – Я это… Убедительный…
Засмеявшись, Вероника выпустила его из домика, быстро собралась и через пятнадцать минут уже подходила к коттеджу, на первом этаже которого располагалось кафе «У Деда Мороза». Приплясывая на хрустком снегу то ли от холода, то ли от нетерпения, ее уже ждал Платон.
Оладьи оказались пышными и вкусными, брусничный джем сладким, а кофе горячим. Заказав пыхтящему от усердия Платону вторую порцию, Вероника откинулась на стуле и впервые за последнюю неделю вдруг почувствовала себя если и не хорошо, то вполне сносно.
Стукнула о стену входная дверь, и на пороге появилась крупная женщина, одетая в пушистую шубу из чернобурки и ярко-красные угги. Как заметила Вероника, угги были настоящие, австралийской фирмы «UGG».
– Закажи мне кофе, хомяк, – скомандовала она сопровождающему ее мужчине, которого можно было заметить не сразу, настолько дама занимала собой не только дверной проем, но и все окружающее пространство.
– Сейчас, котенька.
– И не вздумай брать блины или оладьи. Себе – яичницу, мне – кашу. И скажи, чтобы в кофе не клали сахар.
– Конечно, котенька.
Дама прошагала к соседнему с Вероникой столику, водрузила на отодвинутый стул большую сумку в знаменитый на весь мир коричневый квадратик. Логотип на застежке подтверждал – да-да, «Луи Виттон». Копна иссиня-черных, вьющихся мелким кольцом волос была забрана в высокую прическу с начесом надо лбом. Сооружение было так щедро залито лаком, что волосы стояли, как крепко сметанный стог на летнем лугу. В ушах у дамы блестели серьги с бриллиантами. На пальце, когда она отодвинула соседний стул, чтобы на него не сел, а скорее упал ее бледный и впрямь похожий на хомяка сопровождающий, хищно блеснул огромный алмаз. Дама выглядела дорого, обстоятельно и настолько неуместно в деревянном кафе, где витал запах утренних оладий, что Вероника, не выдержав, рассмеялась.