— Черт бы побрал, где эта рогатая скотина? — Я бессильно скрипел зубами, глядя на то, как жрецы драконоидов добивая раненых защитников города, поднимаются на самый верх и останавливаются над телом герцогского сына.
— Ну же! — Проорал я, понимая, что меня все равно никто не услышит, — начинай!
Жрецы подняли свои посохи для последнего удара и на миг замерли в неподвижности. Из окутавшего их окровавленные ноги поля цветов вспорхнула бабочка. Трепеща переливающимися крылышками, она села на навершие посоха, прошлась по нему, недовольно подергивая прилипающими к подсыхающей крови лапками и увидев порхающую рядом товарку, вновь сорвалась в полет. Стайка райских птичек, весело щебеча, расселись на плечах застывших в напряжении жрецов. Миг и они снова в воздухе, кружат над благоухающими цветами, сплошным ковром покрывших развалины стены. Еще миг и фигуры жрецов исчезли, рассыпаясь на стайки разноцветных райских птичек, а на пестрый луг, ступая так легко, что не смялся не единый цветок, вышло чудесное виденье. Белоснежный, сверкающий серебристыми искорками единорог, обвел своими огромными, фиалковыми глазами раскинувшееся поле, подергивая ноздрями, втянул ароматный воздух. Застывшие вокруг фигуры ящеров и драконоидов вздрогнули, в свою очередь рассыпаясь на мириады разноцветных бабочек и пестрых птах. Вокруг разливается благостная тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом ветра, да стрекотанием цикад. Ну, еще возможно пьяным ревом дракона смерти:
— Нет, нет, нет, не может такого быть! НЕ-Е-ЕТ!
А единорог не стал задерживаться, обвел замерших горожан ласковым взглядом, слегка склонил голову в поклоне и побрел прочь от города, увлекая за собой поле с распустившимися цветами и порхающими райскими птичками.
Что-то щелкнуло у меня в голове, камера отключилась, и я остался качаться на волнах в полном одиночестве. Хотя нет, вон, словно месяц голодавший рогатый нарвал, из воды вынырнул Пофиг:
— Я все собрал, давай поплыли, сейчас наша помощь в городе не помешает.
Это да. Но сразу в город мы не пошли, потому что здесь у нас осталось еще одно дело. Как только мы доплыли до берега, я развернулся к окружившей нас стае мертворожденной рыбы. Половина из них еще еле двигали ластами. Разодранные бока, откушенные хвосты, сломанные спины понемногу восстанавливались, но бой со свитой единорога явно не прошел для них даром. Но вожак выглядел уже бодрячком, он подплыл ближе, выжидательно поглядывая на меня алеющими угольками глаз. Я положил руку на его голову пытаясь вспомнить очертания материка, наш путь по реке в сторону Восточного шахства, общее впечатление о Белом береге, вспомнил два величавых горных хребта разрезанных неширокой, усыпанной выбеленными костями расщелиной. Две циклопических размеров колонны сломанного фуникулера, отвесную пропасть, мелкое море, в котором ворочается титанического размера червь, сожравший четверть населяющей материк живности, а также пяток попавших под раздачу демонов. Их предводитель, конечно, подосрал нам основательно с нашим квестом, но по-своему был не плохим существом, жаль, если он там до сих пор переваривается в исполинском чреве. Я попытался передать Морской погибели образ этого исполинского червя.