— Джон Фрай, прохвост ты этакий! — в гневе закри­чал я, схватив Джона за шиворот и подняв его высоко над землей, — Джон Фрай, что все это значит?

— А то и значит... Да отпусти же ты, говорить невоз­можно!

Джону и впрямь было не до шуток: я схватил его так неожиданно, что он не успел вынуть изо рта гусиную ножку.

— Видишь ли, твоя милость... (Джон присвоил мне этот титул после того, как я вернулся из Лондона. Джон вбил себе в голову, будто король назначил меня членом городского совета и будто я держу это в секрете и нико­му не хочу рассказывать.) — ...Мы увидели, что твоя ми­лость стоит вся из себя в размышлении насчет того дела, которое поручил тебе король, и сочли, вишь ли, за луч­шее, не теряя времени, приступить к обеду прямо сейчас.

С этими словами он придвинул мне большую ложку жареного картофеля, и я с благодарностью принял ее, предоставив людям действовать так, как им хочется.

Обед удался на славу, и полдень застал нас за усерд­ной работой. Ни один жнец не обогнал меня в этот день на пшеничном поле, а к заходу солнца выяснилось, что за все время мы убрали никак не меньше двух акров. Вытерев серпы и смахнув пот со лба, мы отправились к нам на ферму в предвкушении доброго ужина.

За столами яблоку негде было упасть. Не задавая ма­кушке лишних вопросов, я молча принялся нарезать мясо и добавлять к нему подливу, потому что у жнецов и их жен аппетит разыгрался не на шутку. Анни, засучив рукава, сновала между работниками, подкладывая то одно­му, то другому картофельное пюре с топленым свиным салом и капустой. Даже Лиззи, оставив свои книжки, раз­ливала пиво и сидр, а матушка накладывала на оловян­ные тарелки куски баранины и пудинг с черносливом. У Бетти не было лишней минутки, чтобы, по обыкнове­нию, поворчать: она меняла кушанья, подавала мясо, ору­довала кочергой в печи, потом снова становилась к печи и все готовила, готовила, готовила... Джон Фрай и паль­цем не пошевелил, чтобы помочь ей, и, сидя рядом со сво­ей женушкой, шевелил лишь ножом и вилкой — женушка поминутно подкладывала ему в тарелку,— усиленно изо­бражая из себя почетного гостя. Бедная Бетти, ей при­шлось отдуваться в этот вечер, по меньшей мере, за чет­верых!

Когда, наконец, все было съедено подчистую и наста­ло время веселых возлияний, работники водрузили на ка­минную доску пшеничный сноп, перевязанный пестрыми ленточками, затем каждый поднял рог с пенящимся пи­вом и все хором затянули подходящую для такого случая песню — нашу Эксмурскую Песню Урожая. В первый раз у нас получилось весьма слаженно, потому что мы под­певали церковному хору, а преподобный Бауден отбивал такт пивной кружкой. Ниже, любезные читатели, я при­вожу эту песню полностью на тот случай, если какой фер­мер из нынешних захочет узнать, что же пели его деды и прадеды, и если потом, много лет спустя после того, как я отойду в мир иной, ее задумают спеть по обычаю пред­ков. Я переложу песню на общепринятый язык, чтобы да­леким моим потомкам не пришлось ломать голову из-за местного диалекта.

Эксмурская Песня Урожая

1

Завершается день, и вечерняя тень