Извинившись за применение грубой силы, я запустил руку за пазуху сэру Каунселлору и вытащил оттуда оже­релье Лорны, сверкнувшее при луне так, словно новая плеяда звезд высыпала на небе. Старик, не помня себя, бросился на меня с ножом, но я небрежно повел рукой, и удар пришелся в сторону. Тогда Каунселлор упал на колени и в отчаянии воздел руки.

— Джон, сынок, ради всего святого, не отнимай у меня последней радости! Это мое — мое! Господи, знал бы ты, как я люблю эту вещь! За эти камни я готов, кажется, отдать собственную жизнь. Долгими часами любил я всматриваться в них и видеть в них отражение неба. От­дай — отдай мне ожерелье или убей меня здесь же, на месте!

Прекрасные седые волосы разметались по его благородному челу, а его мужественное лицо отметила сильная, неподдельная страсть. Я был глубоко тронут, и, хотите верьте, хотите нет, я был уже готов вернуть ему драгоценность, но честность Риддов, завещанная мне двадцатью пятью поколениями, заговорила во мне, и я сказал:

— Сэр Каунселлор, я не могу отдать вам то, что мне не принадлежит. Покажите мне, какой бриллиант вам дороже всего, и я уж — возьму грех на душу — подарю вам его.

Поняв, что лучших условий я не предложу, сэр Каунселлор указал дрожащим пальцем на любимый бриллиант. Я отогнул ножом золотую оправу и положил ему на ладонь то, что он просил. Каунселлор благоговейно принял дар, потом резко повернулся и сломя голову бросился к «Дверям Гвенни». Мгновение — и он скрылся в каменном проходе, исчезнув из моей жизни навсегда. Что сталось потом с несчастным разбойником, о том ведает лишь Господь всемогущий.

А теперь вернемся к Карверу Дуну. Вот что расска­зали мне отважные наши рудокопы.

Как было обговорено заранее, Саймон Карфекс встре­тил два десятка Дунов, вознамерившихся захватить обе­щанный караван с золотом, в лесу Беджворти, у старого заброшенного дома, принадлежавшего некогда одному богачу, убитому Дунами много лет назад. Карфекс ввел их в дом и велел им ждать до прихода каравана.

— Кстати, я тут кое-что разыскал,— сообщил Саймон Карфекс Карверу Дуну,— Под разбитым камином контрабандисты спрятали старинное вино. Скоротаем время, пока не подойдет караван. Поставьте часового, и попробуем что оно такое на вкус.

Дуны согласились с Саймоном, и вскоре все были более или менее пьяны. Пока они пили, Саймон налил им воды в мушкеты. В разгаре шумного пира великан Карвер под­нялся со стаканом в руке, чтобы произнести очередной тост, как вдруг двери с треском распахнулись, и в зал с мушкетами наперевес ворвалась толпа рудокопов. Каж­дый Дун немедленно был взят на мушку. Дуны тут же похватали отставленное оружие, нажали на курки, но в ответ раздались лишь сухие щелчки.

— Нас предали! — крикнул кто-то из разбойников.

— Драться до последнего! — крикнул другой.

Да, они дрались до последнего, как и подобает мужчи­нам, и все, как один, погибли под кровом того, кого сами когда-то предали смерти, и вместе с ними погиб молодой де Уичхолс, который, несмотря на мольбы отца, разделил судьбу с Дунами.

Я сказал «все, как один...». Нет, как раз один-то и спасся: Карвер Дун — отчасти благодаря своей чудовищ­ной силе, отчасти, вероятно, потому, что умел сохранять великое хладнокровие в минуты великой опасности.