Нет, она не поощрила меня на новый поцелуй, как сде­лала бы моя матушка, допусти я по отношению к ней такие нежности. Она вытерла губки, отвернулась и, поглаживая платьице, всем своим видом дала понять, что я допустил неслыханную вольность. Я густо покраснел и, стоя перед ней, разглядывал свои ноги, готовый провалиться сквозь землю от стыда. Хотя она вовсе не была гордячкой и зада­вакой — это было видно по ней — но я-то знал, что по сво­ему происхождению эта крошка — на тысячу голов выше меня. Я — сын фермера до мозга костей и сам будущий фермер, а она — каждый пальчик ее руки и каждый стежок ее платья твердили о том, что передо мной будущая гос­пожа.

И все же я поцеловал ее, маленькую девочку лет вось­ми, и она, чувствуя и свое, и мое смущение, устремила при­стальный взгляд туда, где Беджворти срывалась с гранит­ной стремнины, образуя горный водопад.

Я не знал, что сказать, а она и не пыталась прийти ко мне на помощь. Почувствовав обиду, я начал собирать ве­щи, стараясь делать это шумно, чтобы она, наконец, очну­лась и поняла, что я ухожу. Я надеялся, что она станет от­говаривать меня, но она не делала этого, а я, глядя в чер­ный, как ночь, поток, знал, что обратная дорога по только что пройденному пути для меня — почти верная гибель.

Я обернулся к девочке и тихо позвал:

— Лорна!

— А я думала, ты уже ушел. Зачем ты пришел сюда? Разве ты не знаешь, что с нами сделают Дуны, если заста­нут тебя со мной?

— Вздуют обоих как следует или всыпят мне одному: тебя-то навряд ли посмеют бить всерьез.

— Нет, они убьют нас обоих и сбросят сюда, в эту реку. Я часто смотрю на воду, и она предсказывает, что я буду похоронена в ней.

— Но за что им меня убивать?

— За то, что ты нашел дорогу сюда. А сейчас уходи — пожалуйста, уходи! Они могут убить нас в любой момент. И еще... Ты мне очень понравился (здесь мне захотелось сказать ей то же самое),— правда, очень понравился, и я буду звать тебя просто Джоном, если ты не против. Но сейчас ты уходи, уходи, Джон, пожалуйста. А когда твои ноги заживут, ты сможешь прийти сюда и рассказать, как ты себя чувствуешь.

— И я тебе скажу, Лорна... Ты мне тоже очень понра­вилась: ты мне нравишься совсем как сестренка Анни и ку­да больше, чем Лиззи. Я еще никогда не встречал такой де­вочки, как ты, и я приду сюда завтра, и ты приходи. Я при­несу тебе яблок и птичку, которую нашел, когда у нее бы­ла сломана лапка... Ты знаешь, у нашей собаки такие слав­ные щенки...

— Не надо. Джон, Дуны не позволят мне держать щен­ка. В нашей долине нет ни одной собаки. Дуны говорят, что от собак столько шума...

— Да что ты, Лорна, щенки совсем крохотные! Дай мне руку, я покажу, какие. Я принесу тебе самого хоро­шенького.

— Тихо! — внезапно сказала она. В долине раздался чей-то крик, сердце мое громко застучало, а личико Лорны исказилось от ужаса. Она прижалась ко мне и взглянула на меня так, что я решил про себя: либо спасу ее, либо ум­ру, и ужасно пожалел, что не взял с собой отцовского ружья. Моя храбрость передалась девочке, и щеки у нее стали такими же розовыми, как у меня.