- Леди Лорна бывает там почти каждое воскресенье, ибо их величества весьма чувствительно относятся к тому, чтобы во время мессы присутствовала вся знать католического вероисповедания: это производит хорошее впечатление на подданных.

Среди тамошних привратников у моего меховщика были знакомые, и в одно из воскресений он устроил так, что меня пропустили в прихожую знаменитой часовни.

Стоя в толпе народа, я с нетерпением ждал появления королевской четы. Мне, безвестному человеку низкого происхождения, велели отступить подальше и занять место в темном углу, пропустив вперед тех, кто был «получше» меня.

Вначале в прихожую вошли король и королева. Их сопровождали несколько джентльменов,— все сплошь, вне всякого сомнения, высшая знать. Когда августейшая пара с этими джентльменами прошла в часовню, начали входить леди, одна прекраснее другой, одетые, как в сказке, и тол­па смотрела на них во все глаза раза в три внимательнее, чем на мужчин. Леди и вправду стоили того, чтобы на них посмотреть, и более всех того стоила моя любимая — моя Лорна.

Она вошла скромно и застенчиво, опустив глаза, зная о бесцеремонности придворных волокит и о том, в какую огромную сумму оценили ее состояние. На ней было ослепительно белое платье самого простого покроя и безо всяких украшений, потому что главным украшением здесь была она сама.

Ее походка и то, как она касалась своей юбки каким-то совершенно невесомым движением, так, что и незаметно было, как она подхватывает край платья, то, как она держала прекрасной ручкой красную розу, ее лебединая шея, колыхание ее прекрасных пышных волос, — все это даже с расстояния в девяносто ярдов говорило о том, что передо мной не кто иная, как Лорна Дун — Лорна Дун моей ранней любви в те дни, когда она краснела при одном упоминании ее имени, а ныне — леди Лорна Дугал, стоящая вы­ше всякого упрека и выше моей бедной любви.

Всем своим сердцем, всеми своими помыслами я устремился к ней. Боже всемогущий, неужели она так и пройдет, не заметив меня? Неужели в нашей любви не было шестого чувства?

И она заметила меня,— заметила по странной случайности. А может, в том была наша с ней судьба?

Она шла, по-прежнему опустив очи долу, не видя ничего, кроме мраморного пола, не в силах вынести бремени всеобщего восхищения, выражаемого порой довольно сме­ло всякий раз, когда она поднимала свои прекрасные глаза, и некто, — возможно, намеренно — наступил на край ее белого платья.

С, живостью, порожденной всем ее лондонским опытом, когда такие вот дерзкие знаки внимания подстерегают на каждом шагу, она подняла глаза, и в это мгновение взгля­ды наши встретились.

Я взирал на нее со страстным желанием и с некоторым упреком, и во взгляде моем было куда больше гордыни, чем смирения, и она ответила мне тем церемонным поклоном, какие я ненавидел больше всего на свете, но зато я лишний раз убедился, что даже чопорность становится при­влекательной, когда за дело берется моя Лорна. И когда она поспешила вперед, догоняя процессию, щеки ее горели пламенем точно так же, как и мои, и в глазах ее сверкали крупные слезы.