Что же это за основания? Один король предпочтительнее другого? Ганноверы или Стюарты? Для меня это было не больше чем имена в таблице на стене в школе. Что они значили по сравнению с таким немыслимым злом, как гитлеровский рейх? Для тех, кто жил при этих королях, разница, наверное, была существенна, но мне она казалась тривиальной, незначительной. Однако может ли право жить по собственному усмотрению считаться незначительным когда бы то ни было? Разве борьба за выбор собственной судьбы менее значительна, нежели необходимость остановить большое зло?.. Я обеспокоенно задвигалась и осторожно потерла болевшие ягодицы. Глянула на Джейми, свернувшегося в клубок возле двери. Он дышал ровно, но неглубоко; возможно, тоже не мог уснуть. Я надеялась, что это так.

Вначале я была склонна воспринимать все это несчастное злоключение как мелодраму; подобные вещи не имеют места в реальной действительности. Я испытала немало потрясений с тех пор, как прошла сквозь камень на холме, но худшее из них испытано мною вчера днем.

Джек Рэндолл, так похожий и так ужасающе непохожий на Фрэнка. Его прикосновение к моей груди внезапно соединило мою прежнюю жизнь и нынешнюю, соединило разделенные реальности словно ударом молнии. И тут появился Джейми – его лицо, скованное страхом, в окне комнаты Рэндолла, а потом это же лицо, искаженное гневом, когда мы кричали друг на друга на обочине, потом – сведенное болью после моих слов.

Джейми. Джейми реален, это точно, реален как ничто другое для меня, даже Фрэнк и моя жизнь в 1945 году. Джейми, нежный любовник и вероломный негодяй.

Возможно, в этом и заключалась проблема. Джейми заполонил мои чувства настолько, что его окружение казалось почти несущественным. Но я больше не могла пренебрегать этим окружением. Мое безрассудство едва не погубило Джейми, и теперь страх подступил к горлу при мысли о том, что я могла его потерять. Я села в постели, намереваясь пойти и разбудить его, сказать ему, чтобы он пришел ко мне на кровать. Но едва я всем весом опустилась на результаты его рукоприкладства, как тотчас изменила свое намерение и со злостью перевернулась снова на живот.

Так и прошла ночь в метаниях между приступами ярости и философствованием, совершенно измучив меня. Зато теперь я проспала всю вторую половину дня и полусонная спустилась, чтобы съесть легкий ужин, когда Руперт разбудил меня перед наступлением темноты.

Дугал, без сомнения, скорчил недовольную мину, когда пришлось выложить денежки, но лошадь для меня все же приобрел. Здоровенное животное нескладного сложения, но с добрыми глазами; я немедленно дала своему новому коню кличку Фистл[35]. Я как-то не подумала заранее, каково это – ехать верхом после внушительной порки. Теперь я неуверенно поглядывала на твердое седло на спине у Фистла, осознав, что мне предстоит. Толстый плащ вдруг хлопнулся на седло, и блестящие крысиные глазки Мурты подмигнули мне заговорщически из-за спины коня. Я решила, что по крайней мере стану страдать с гордым молчаливым достоинством, и, стиснув челюсти, взгромоздилась в седло.