Жигин смотрел и видел: люди пересекли поляну, поравнялись с осиной, и вот уже кто-то принялся отмерять шагами расстояние от нее до тайника. Отмерял и пальцем ткнул перед собой вниз, показывая — здесь. Из вьюков, притороченных к лошадям, достали лопаты, кирку и принялись разгребать снег. Он искрился, вспыхивал на солнце, будто одна радуга за другой появлялись и исчезали.

Расчистили снег, ударили киркой в землю, вывернули крышку, отвалили ее в сторону и открыли лаз. Столпились вокруг, заглядывали вниз, но никто не спускался. Долго разговаривали, но о чем говорили, расслышать было нельзя.

А говорили возле открытого лаза в тайник двое — Столбов-Расторгуев и Савочкин. Точнее сказать, говорил Столбов-Расторгуев:

— Ну, что скажете, господин горный инженер? Знакомо вам такое сооружение или нет?

— Нет, — отвечал Савочкин.

— Значит, придется заполнить пробел в ваших знаниях. Вы сейчас спуститесь вниз, все осмотрите, подадите мне знак, и я спущусь следом за вами.

— Я не знаю, что там…

— Вот и узнаете, вы же инженер, вам присуща техническая мысль. Хватит, Савочкин, не придуривайся! Полезай! И пока там все двери и запоры не откроешь, я тебя оттуда не выпущу!

— Но…

— Я сказал — полезай! Тебе, Савочкин, такую честь оказали, а ты трусишь! Негоже так поступать, негоже! Хочешь, чтобы силой тебя спустили?

— Не хочу…

— Вот и славно! Эй, кто там?! Фонарь достаньте! Фонарь должен быть!

Достали фонарь, принесли, зажгли фитиль. Савочкин взялся вздрагивающей рукой за проволочную дужку и осторожно, боязливо начал спускаться. Оказавшись под землей, он остановился перед дверью, потолкался в нее плечом и начал осматриваться. Когда осмотрелся, успокоился и унял дрожь в руках, догадался, что где-то должно быть спрятано приспособление, с помощью которого и можно будет открыть дверь. Поднялся по ступенькам, попросил, чтобы ему подали лопату и кирку. Снова спустился вниз, принялся обстукивать стены, потолок, лиственничные пластины и наконец догадался. Долго выковыривал крайнюю пластину, пока вытаскивал, несколько раз уронил ее, но все-таки справился и поднял. Прислонил к стене, убрал железную пластину, увидел винт и с облегчением выдохнул — добрался!

Железный ящик открылся легко и без скрипа. Савочкин поднял фонарь, долго, пристально смотрел на золото, которое лежало перед ним: совсем близко, протяни руку — и дотронешься, ощутишь пальцами холодок. Не удержался, протянул руку, ухватил маленький самородочек, поднес его к самому лицу, разглядывая, и едва удержался от соблазна — так и подмывало рассовать часть содержимого ящика по карманам. Но ведь прикажет Столбов-Расторгуев обыскать! Обязательно прикажет! Савочкин сморщился в отчаянии, даже зубами скрипнул и опустил самородочек в ящик. Что он еще мог сделать? Да ничего! Только подчиняться чужой воле, из которой, как из хомута, выскочить не было никакой возможности. Попытался один раз и не получилось. А во второй раз и вовсе не получится.

Он постоял еще возле ящика, полюбовался на блеск, которым золото отсвечивало от фонаря, и медленно-медленно, по-стариковски шаркая ногами, словно разом лишился сил, стал выбираться через дверной проход, подниматься по лестнице. Поднялся, высунул голову из лаза, вскинул взгляд на Столбова-Расторгуева снизу вверх, задирая голову, и доложил: