Со стороны огорода, морщась, подошел Краузе.
— Здесь нет туалетной бумаги! — пожаловался он. — Дикари! Как вы живете здесь, Кернер?
Не дожидаясь ответа, гауптман полез в машину, следом в открытую Клаусом дверь скользнул Ланге. Крайнев проводил взглядом удалявшийся «Опель» и пошел в избу. На пороге ждал Бузыкин. Крайнев сунул ему ком денег.
— Заплати за еду!
— Стоит ли? — засомневался староста. — Подумаешь, курица или кус сала!
— Заплати! — рассердился Крайнев. — Не при старой власти! — Увидев, что Бузыкин насупился, Крайнев ласково потрепал его по плечу: — За все, что сделал, Иван Кузьмич, спасибо! Выручил…
Довольный Бузыкин убежал исполнять поручение, а Крайнев прошел к столу, где сразу налил себе полный стакан. Его трясло. Сегодня он едва не сгорел. Стоило немцам поехать на ферму… Утром Семен увел двадцать пленных валить лес. Разумеется, не для нужд вермахта. Повезло… Трижды. Соне хватило ума спрятаться в фельдшерском пункте, не выбежать поглазеть на немцев, как сделали почти все кривичские бабы. Потом этот конь… Он же видел клеймо! Трудно было сообразить? Так вот сплетается цепочка, вернее, петля… Хорошо, Краузе был пьян. Не то поставил бы к забору, рядом с немецким конем, достал «парабеллум»… Вернее, поручил бы Ланге, тот, если верить рассказам, расстреливать любит… Крайнев сознавал: подвело легкомыслие. Он наслаждался успехом. Организовать поставки продуктов вермахту оказалось совсем нетрудно. Крайнев проехал по главным усадьбам колхозов, собирал людей и объявлял новость. Люди сходились охотно — хотелось знать, как жить дальше. Немецкая бумага о полномочиях, охрана из двух мужиков с винтовками, собственный карабин — все это вызывало уважение к гостю. Но более нравились колхозникам речи Крайнева. Сметливые крестьяне мгновенно подсчитывали, сколько урожая останется им, и радовались, как дети, — при большевиках о таком не мечтали. Сход мгновенно выбирал старост. Нередко бывших председателей колхозов, которые были не от райкома, а из своих. Те дело знали… Крайнева вели в контору, показывали документы о засеянных площадях, тут же определяли объем поставок и сроки подвоза. Формирование полиции не входило в компетенцию Крайнева, но он занимался и этим — свезенное в амбары зерно следовало охранять. Полицейскими нередко становились бывшие участковые, которые не сбежали с большевиками, поскольку были местные и не сволочи. Участковые как никто другой знали, кому из сельских можно дать в руки оружие.
Рвение Крайнева не было бескорыстным. Используя ситуацию, он наживался, как откупщик налогов. С крестьян брал не центнер зерна с гектара, а полтора, дополнительные пятьдесят килограммов наказывал везти не в Город, а в Кривичи, которые сделал своей штаб-квартирой. Центральная усадьба зажиточного колхоза располагала просторными зданиями правления, школы, фельдшерского пункта, амбарами, отсюда тянулась к Городу приличная грунтовка. Помещения Крайнев бессовестно реквизировал. Колхозное начальство, учителя, фельдшер — все эвакуировались, здания стояли пустые. В правлении он открыл контору, собрав в нее толковых счетоводов из окрестных деревень, здесь же квартировала полиция. В фельдшерском пункте поселили Соню: ФАП, неплохо оборудованный для приема больных, располагал квартирой для врача. Давид переквалифицировался в счетоводы. Крайнев, присвоив активы колхоза, принял на себя и пассивы — платил зарплату персоналу, включая врача. Деньги были. Урожай сорок первого случился богатый, колхозные амбары на окраине Кривичей скоро наполнились доверху, остальное зерно из личной квоты Крайнева везли в Город. Хлеб продавали по твердым расценкам, получая хорошую прибыль. Крайнев мгновенно погасил сумму, заимствованную из денег инкассатора на себя и начальное обустройство, и теперь получал доход. Постепенно образовался солидный капитал. На вырученные деньги закупалась соль (через год-два она будет на вес золота), спички, мыло, керосин… Товары шли в деревни, старосты их продавали, капитал рос. Часть денег перепадало Краузе. Крайнев, привыкший к российским откатам, рассматривал это как неизбежное зло.