Когда я вернулась домой, утро было уже в разгаре. Оставалось надеяться только, что родители не поняли, что дома я не ночевала. Но едва только подумала, что мне удалось проскочить незамеченной, навстречу из своего кабинета вышел отец.

– Привет, – не ожидавшая застать его в это время, я растерялась.

Он внимательно посмотрел на меня. Я отчётливо представила себя со стороны, но постаралась сделать вид, что всё в порядке.

– Где ты была?

– У Наташи, – это было первым, что пришло на ум.

– Ты не предупреждала, что останешься у неё, – под взглядом отца я чувствовала себя неловко. Ложь давалась просто, только внутри было мерзко.

– Я… – приоткрыла губы. Откуда-то появилось стойкое чувство, что он не верит мне. Обычно если это было так, он говорил сразу, но сейчас просто пристально смотрел. – Мы встретились вчера. Решили погулять, выпить кофе, а потом заболтались и… – я неловко улыбнулась, сделала нелепый жест рукой.

Отец задержался на моём лице, и мне стало окончательно ясно: не верит. Хотела попросить прощения, но не смогла и спросила только:

– Ты в офис?

– Да, – он поправил пиджак. – Сегодня на завтрак твои любимые слойки. Иди поешь.

Стыд, который я испытала, проснувшись утром рядом с Даней после всего, что наговорила ему вчера, не шёл ни в какое сравнение с тем, что чувствовала сейчас. Отец посмотрел на меня в последний раз и пошёл к двери, а я, плохо понимая, что делаю, поплелась на кухню. Нужно было умыться и переодеться, но вместо этого я налила себе чашку кофе и положила на блюдце две свежие слойки.

Есть не хотелось, но я всё равно отломила кусочек. Вкус показался далёким и забытым.

Поднялась к себе и, присев на кровать, поставила блюдце на тумбочку. Отломила ещё, потом ещё…

– Прости, пап… – вдруг всхлипнула. По щекам текли крупные слёзы, а я ела дурацкую творожную слойку и понимала, что всё уже никогда не будет, как раньше. Даже эти слойки. И семья наша уже не будет такой, как раньше.

Выдвинула ящик тумбочки. В руках оказалась фотография. Смотрящий прямо в камеру ленивым и опасным взглядом, Данил на фоне чёрного внедорожника, я рядом с ним…

– Вот так, – зло разорвала фотографию и смяла в кулаке черноволосую мексиканку.

На оборванном снимке остался только Данил, а я испытала удовлетворение, какого не чувствовала уже очень давно. Слёзы высохли, вторая слойка так и осталась на блюдце, а я сидела с фотографией, пустой чашкой из-под кофе и с ясным осознанием, что моя жизнь летит в пропасть. И имя этой пропасти – Данил.

Ближе к обеду я поняла, что больше так продолжаться не может. Чувство вины так и грызло меня, вот только от самобичеваний не было толку. Находиться дома уже не было сил, и, собравшись, поехала в офис к отцу. В юности я мечтала совсем не о работе в его корпорации, но… Всё это осталось в юности.

– Добрый день, – поздоровалась с его помощницей. – Отец у себя?

Она вроде бы улыбнулась мне. Только я понимала, что сейчас вызываю у неё куда больше интереса, чем до этого. Всем здесь было известно, что я должна была выйти замуж. И всем было известно, что замуж я не вышла.