В этот момент распахнулась дверь. Эрик с Хитклифом ввалились в квартиру, как полярники, вернувшиеся с сорокаградусного мороза. Эрик нес перед собой пакет, как бесценный образчик льдины. Он, безусловно, ожидал, что в благодарность его расцелуют, а может, и кое-что еще.

— Кто добыл кость? — проревел он.

— Неужели нашли?

— А то! — Он захохотал и даже исполнил победный танец. Хитклиф улыбнулся краешком губ и, к чести своей, не закатил глаза.

— А Салли вы что, на кость обменяли?

— Что?

Хитклиф объяснил:

— Она передумала. Ей не захотелось потом тащиться домой на метро.

Я вздохнула. Я так и не поцеловала Эрика, и он почти испугался, что его ожидания получить благодарность рассыпались в прах.

— Ну, может, это и к лучшему.

— Почему?

— Мы сейчас будем извлекать мозг, — ответила я, окинув их безумным взглядом. — Вряд ли Салли захотела бы при этом присутствовать.

Мой самый большой нож был ножом для мяса с зазубренным лезвием шириной примерно в полтора дюйма в самой широкой части и длиной дюймов девять. Раньше этот нож казался мне гигантским и пугал меня, но, ударив им разок по кости, я поняла, что он совсем никуда не годится.

Джулия, наверное, сильна, как десять секретарш, — процедила я. — Ей бы в крестоносцы податься да рубить неверных. «Рассеките резаком». Как же!

Эрик с Хитклифом молча уставились на кость. Эрик задумчиво подпирал рукой подбородок, Хитклиф чесал затылок.

Пару лет назад Хитклиф жил с нами в Нью-Йорке. Тогда он попросился на наш диван на пару недель, пока не подыщет себе квартиру, но в результате прожил с нами целый год. Звучит хуже не придумаешь — женатая пара и шурин, поселившийся в гостиной, но на самом деле это было здорово. Они частенько готовили вместе — Хитклиф, делает такую пасту со шпинатом, колбасой и сливочным соусом, умереть можно, — мы пересмотрели кучу фильмов и в целом прекрасно проводили время. Недостаток один — за весь год секс с Эриком у нас был раз в месяц, не чаще. (Хотя по правде, Хитклиф тут был ни при чем.) С другой стороны, я могла расслабиться, пока мой муженек с братом занимались всякими домашними делами — им это нравилось, а я могла позволить себе ничего не делать. Теперь, глядя, как они пытаются решить проблему расчленения мозговой косточки, я затосковала по тем временам.

— У тебя есть пила? — спросил Хитклиф.

Двадцать минут они терзали кость пилой, которую Эрик выудил из чулана, пока не взмокли. Им удалось углубиться примерно на дюйм. Вязкая розоватая субстанция на полотне пилы выглядела ужасающе, хоть и была тем самым, чего мы добывали. При виде ее мужчины позеленели.

— Дайте-ка я сама.

Я бросила кость в кипящую воду. Я знала, что это неправильно, и Джулия меня бы не одобрила, но что мне оставалось делать? Через несколько минут я вынула кость из кастрюли и вооружилась маленьким ножиком для чистки овощей. Трехдюймовое узкое лезвие пролезало в круглое отверстие косточки, и я мучительно медленно выковыривала розовую слизь. От омерзительного скрежета возникало ощущение, будто кто-то ковыряется в моих костях. Полагаю, сравнение с исследователями дикой Африки придется здесь к месту — в «Сердце тьмы»