— Ваша малышка... — прошептала Кэтрин. — Она залегла с ружьем на гребне каньона?

— Да.

— А она сумеет выстрелить?

— О Шейле не беспокойтесь, — заверил я ее. — Она выполнит свое задание.

— Не сомневаюсь. Ради вас она это сделает. Потому что она в вас влюблена. Это так трогательно...

— О да, трогательно, — согласился я. Если бы женщины могли послушать себя со стороны в момент взаимных уколов, мы бы, возможно, были избавлены от этих радиопомех. — У меня есть предложение. Ситуация приняла новый оборот. Я — мы с Шейлой — возьмем на себя фон Закса, если вы позаботитесь о птичке.

— Какой птичке? Ах, ракета! — она взглянула в направлении темнеющей вдали рощицы. Потом перевела взгляд на меня и улыбнулась. — Вот оно что. А я-то думала: зачем вы спустились, если могли без труда подстрелить его сверху? Так вот, значит, в чем дело?

— Именно в этом.

— Меня это не касается. Это не входит в мое задание.

— Мне необходимо каким-то образом повредить эту штуковину. Конечно, в Вашингтоне больше бы обрадовались, если бы я сумел доставить ее в целости и сохранности, но, с другой стороны, они бы предпочли ее раскурочить, чем в очередной раз потерять. Помогите мне обезвредить ее, а я гарантирую вам живого фон Закса. Если заупрямитесь, я сам займусь этой ракетой, а вы погибнете героической смертью, пытаясь выполнить свое задание в одиночку.

Она задумалась, потом обреченно пожала плечами.

— Ну ладно. Но как, по-вашему, я смогу ее вывести из строя? Она же такая здоровенная!

— Займитесь тягачом, — ответил я твердо. Мне потребовалось немало времени, чтобы сделать этот очевидный вывод. — Уж не знаю, как умыкнуть эту птичку, но с тягачом все очень просто. Вам надо только прострелить бензобак и поднести горящую спичку. Я очень сомневаюсь, что им хватит инженерного таланта найти способ запустить ракету после того, как пусковая установка превратится в груду металлолома. — Я нахмурился. — А что с “фольксвагеном”? У кого ключи?

— Ключи торчат в замке зажигания.

— Хорошо. Тот из нас, кто окажется ближе к машине после операции, сядет за руль и заберет другого. Шейла будет прикрывать нас сверху. Что-нибудь еще?

Она прикусила губу.

— Да. Еще одно. Здесь мы с вами партнеры, Генри Эванс. Но потом настанет день, и я отплачу вам за смерть Макса. Я не простила вас.

Она повернулась и зашагала прочь. Подойдя к палатке фон Закса, откинула полог и вошла. А я устремил взгляд к северному отрогу стены каньона. Мне было неприятно думать, что жизнь Шейлы, да и моя собственная, зависела от милости женщины, которой я не доверял, женщины, которая не преминула напомнить мне, что за мной числится кровавый должок. Но в тот момент я ничего не мог с этим поделать.

Я посмотрел на мачете, которое сжимал в руке, и потрогал его лезвие. Оружие было, надо прямо сказать, ублюдочное: клинок слишком длинный для ножа и слишком короткий для меча. Но, как бы там ни было, для задуманного мной дела он сгодится. Я посмотрел на часы. Фосфоресцирующие стрелки показывали три тридцать пять. Я сел и стал ждать.

В половине пятого было уже достаточно светло, чтобы начать действовать. Я встал и, не прячась, двинулся к палатке. Дневальный разводил костер для приготовления завтрака, вытаращив на меня глаза, потом метнул взгляд на мою опустевшую пещеру и потянулся к ружью, стоящему у дерева. Я приблизился к входу в палатку, отшвырнул в сторону спящего часового и одним взмахом меча рассек брезентовый полог. И произнес глупейшие слова в своей жизни.