— Я ее допрашивал, — солгал я. — Она оказалась мягкой, как и все ваши хваленые нацисты, мягкой и податливой, как воск, фон Закс!
— Здесь я Курт Кинтана, — бросил он злобно. — Так и обращайтесь ко мне.
— Вы Курт Кинтана, но эту леди называете “фройляйн”, — усмехнулся я. — Чтобы уж быть до конца последовательным, ее бы следовало назвать “сеньорита”. Как принято в этих местах.
Он нахмурился.
— Вы пытаетесь меня разозлить. Почему?
— Это старый трюк, фон Закс, характерный для этих мест. Когда белый попадал в руки апачей, ему надо было заставить их побыстрее совершить казнь, чтобы избавить себя от страданий. Ну вот, вы меня сцапали. Так не будем тянуть резину и побыстрее покончим с этим, — я усмехнулся ехидно, точно вспомнив что-то. — А вид у вас сейчас куда более важный, чем в тот раз, когда я вас видел.
— Где это было? — спросил он подозрительно. — Я что-то не припомню...
— А вы меня не видели, — ответил я. — Вы юркнули под джип, спасая свою шкуру. Передняя часть с головой была скрыта довольно надежно, но задняя немного выдавалась. Но только это была не самая желанная для меня мишень. Я до сих пор жалею, что упустил свой момент.
— Так это были вы? Со снайперской винтовкой! В Коста-Верде!
— Это был я. И должен признаться, мне устроили хорошую головомойку за то, что я вас упустил. И в наказание дали задание поймать вас здесь, — я пожал плечами. — Вот видите: никогда нельзя мешкать, когда подворачивается удобный случай выпустить пулю прямой наводкой. Если бы я подстрелил вам хвост, вы могли бы получить заражение крови и сдохнуть, и у нас не состоялся бы этот приятный разговор.
— Вы агент разведки?
— Я американский агент. Если бы я хорошенько разведал обстановку в этих местах, то ни за что не стоял бы сейчас в этой палатке, попавшись в лапы вашим потешным солдатикам.
— Вы один?
— Я работаю в одиночку. Но я не хочу сказать, что другие не получили задания найти и обезвредить вас. Полагаю, я их немного опередил. Мне хотелось проверить, правду ли мне сказала та женщина, а уж потом вызвать резерв. Информация, полученная такими методами, как вам должно быть известно, не всегда оказывается достоверной. — Я поморщился. — Ну, валяйте, к делу, герр эрзацфюрер. Зовите свою расстрельную команду. Сшибите последнюю свечку. Давайте-ка устроим представление прямо на дороге, а?
— Вы думаете, я вас убью?
— Вы либо убьете, либо задразните меня до смерти. Какая разница?
— Как вас зовут?
— Не ваше собачье дело. Впрочем, можете назвать меня Генри Эванс.
Он молча смотрел на меня. Потом поднял мой тупорылый револьвер и тщательно прицелился. Курок дернулся, приведенный в движение ударно-спусковым механизмом, когда он чуть нажал на спусковой крючок. Дойдя до определенной точки, курок сорвется и ударит по капсюлю. Справа раздался тихий хлопок: это Кэтрин откупорила очередную бутылку.
— Господи, как же во рту пересохло, — сказала она. — В этой стране можно заживо изжариться на солнце. Если вы собираетесь стрелять, мой дорогой, стреляйте. Не заставляйте меня ждать целую вечность...
Фон Закс даже не взглянул на нее, что, впрочем, не означало, что он ее не проверяет, пытаясь выяснить, нет ли между нами какой-то связи и не станет ли она умолять его сохранить мне жизнь. Он смотрел на меня. Из-за причудливой игры света шрам на его щеке напоминал глубокий овраг. Ему довелось пройти через многие жизненные испытания с тех беззаботных деньков в Гейдельберге. Он командовал армиями, а теперь его, военного преступника, разыскивали международные антифашистские организации. Но он вновь получил в свое подчинение армию — своеобразную, конечно, но армию. Он вновь шел к славе и величию, и его следовало остановить.