Я некоторое время выслушивал жалобы Мартинелли, понимая, что просто тяну время. Я все уговаривал себя не разнюниваться и не ввязываться не в свое дело. Поняв, что я все же себя в этом убедил, я нашел на плане ранчо ближайший телефон прямой связи, направился туда и позвонил в Вашингтон.

Меня не сразу соединили с Маком — что было странно. У нас распространено убеждение, что на самом деле Мак является роботом малосерийного выпуска, несколько экземпляров таких роботов помещены в несколько похожих кабинетов — причем всегда у ярко освещенного окна, так что вам не всегда удается рассмотреть своего собеседника. Дополнительные экземпляры включались в рабочий режим по мере необходимости контакта с сотрудниками. Так что никогда нельзя было сказать, на которого из механических Маков натыкаешься, но это неважно, поскольку все они настроены на одну и ту же волну и функционируют по командам от главного компьютера, спрятанного где-то в подвале. Лично я не верю ни единому слову этой бредовой легенды. Мы еще, не создали компьютеры, обладающие столь саркастическим взглядом на мир.

Когда меня с ним все-таки соединили. Мак сказал:

— Ну, поздравляю, Эрик. Или, может, нам лучше изменить твое кодовое имя на “Казанову”. Вздохнув, я ответил:

— Я так понимаю, вы имели телефонный разговор с доктором Томми. Так вот почему он отказался от встречи со мной сегодня. Он втихаря вам жаловался.

— Он просто позвонил мне. Он сказал, что даже ослабевшие и психически нездоровые молодые люди находят тебя столь неотразимым, что убегают по ночам из постели и нарушают обет молчания — только бы не разлучаться с тобой! Доктор Стерн крайне обеспокоен. Суть его многословного доклада заключается в том, что, по его разумению, ты, так сказать, практикующий врач без лицензии — и очень плохой врач! Он напомнил, что ты должен был только доставить Шейлу на место, а не заниматься жестокой любительской психотерапией.

— Жестокой? Черт побери, я даже и пальцем ее не тронул! Ну разве что прошлой ночью, когда ни сном ни духом не знал, кто вломился ко мне в палату. Уверяю вас, между нами ничего нет.

— Полагаю, жестокость, о которой упомянул доктор Стерн, не физического, а психологического свойства. Он утверждает, что ты придумал ей обидное прозвище, имеющее отношение к ее внешнему виду, ты позволяешь себе обзывать ее в лицо и то и дело шпыняешь за то, что она оказалась плохой попутчицей. Он полагает, что именно ты, возможно, и являешься первопричиной развившегося у нее чувства вины за провал в Коста-Верде — а этот психоз значительно усложнит процесс лечения. Он сказал, что пациентка реагирует на это твое лечение в мазохистской манере: “трансференция” — вот как он это назвал, кажется, — и таким образом возникшее ощущение ее зависимости от тебя, в случае продолжения ваших отношений, сделает просто невозможным для него общение с ней и лечение в сколько-нибудь конструктивном ключе. Надеюсь, я правильно употребил все его научные термины. Доктор Стерн требует, чтобы тебе было приказано немедленно оставить пациентку в покое. — Мак сделал паузу и продолжал: — Есть ли какая-либо причина, по которой я не могу отдать тебе такой приказ, Эрик?