Это ранчо — настоящее святилище, а кое для кого и последний приют. Это единственное место на всем земном шаре, где агент может наконец расслабиться и не думать, что за ним следят. Как и любая нирвана, оно имеет кучу недостатков, но здесь, во всяком случае, вам гарантирована безопасность. И делается все возможное, чтобы все оставалось как есть.

С первой же попытки мы получили сигнал “все чисто” и продолжали наше путешествие. Я скрестил пальцы. Машина, которую мне выдали, была дряхлым “понтиаком-универсалом” исполинских размеров, сошедшим с конвейера еще в те дни, когда кузова “универсалов” были дощатыми. И вот теперь, после шестидесятичасового путешествия из Вашингтона — хотя я, надо признать, имел возможность подремать часок-другой, примостившись на переднем сиденье, — мой драндулет ковылял по аризонскому шоссе на пяти цилиндрах и трех колесах — во всяком случае, у меня создавалось именно такое впечатление. Впрочем, ручаться за точность я не мог. После укрощения этого строптивого зверя, пробежавшего две с половиной тысячи миль, моя впечатлительность притупилась. Единственное, что действительно могло оказать на меня хоть какое-то впечатление в данный момент, — это кровать. Я и надеялся, что, увидев предмет моих мечтаний, сумею добрести до нее и не свалюсь перед ней замертво от внезапного истощения.

Ворота напоминали самые обычные ворота ранчо — это была сетка, не позволявшая скоту выходить за ограду, и еще на ней висели обычные дружелюбные приветствия вроде “Граница владения”, “Посторонним въезд воспрещен”, “Охота запрещена”, “Вырубка деревьев запрещена”. От ворот через пустыню бежал проселок, который через пять миль упирался в еще одни ворота — на сей раз тут была не просто сетка, а настоящие цельнометаллические створки с табличкой:

“Частные владения — вход воспрещен”. Я с трудом осадил своего железного мастодонта — тормоза у него тоже ни к черту были не годны — и вылез с надеждой, что мой дохляк не откинет копыта в тот момент, когда я от него отвернусь. Его движок на холостом ходу урчал еле-еле.

Я открыл ворота, вспомнив, что нужно делать — Не то, что обычно, когда отпираешь ворота ранчо. Мои манипуляции должны были послужить сигналом молодцу, притаившемуся где-то поблизости и наблюдавшему за мной в бинокль, что меня можно не убивать. Я въехал на территорию, вернулся и закрыл ворота — опять-таки особым образом, забрался в свой “универсал” и поехал дальше. Еще мили две — и я оказался в зеленой долине. И увидел дом — большое приземистое строение посреди тополиной рощи.

Когда-то это было туристическое ранчо, но оно обанкротилось. Ныне считалось, что оно принадлежит богатому чудаку, свихнувшемуся на религии, которого часто посещают друзья, столь же чокнутые, как и хозяин. Что ж, это почти соответствовало реальности за исключением, конечно, религиозной темы. В действительности ранчо принадлежало богатенькому дяде Сэму, и все мы, надеюсь, можем называться его друзьями; а если бы мы не были свихнувшимися, то, конечно, не занимались бы тем, чем занимаемся.

Я осторожно пустил свою колымагу под горку, пытаясь попридержать в узде оставшиеся цилиндры, и позволил ей катиться до полной остановки. Остановился я в саду.