Очередь загомонила, Настурция встревоженно повела плечами. Колодец театрально отбросил шторку и вышел к народу.
- Та-а-к... - Мордасов воткнул локти в прилавок и подпер голову кулаками. Зрачки его перемещались с лица на лицо, как у въедливого нижнего чина, замершего перед строем рядовых. Образовалась тишина. - Восстания нынче не в моде. Усекли, граждане? - Колодец выхватил взглядом безгрудую, высоченную женщину с птичьими плечиками и бесцветными глазами, волосами и лицом. - Опять плисовый жакетик по пятому разу заносим, вдруг Мордасов забудет? Прошу покинуть очередь.
Женщина бочком поплелась к двери и вынырнула в дождь.
- Та-а-к! - Мордасов прокашлялся, вежливо растягивая слова, провозгласил:
- Настурция Робертовна, вас ожидают клиенты, прошу выказать им уважение согласно уровню предприятия отличного обслуживания. - Колодец направился к шторке, бросив через плечо, - кто ко мне - обождите.
Туз треф опустился в кресло для ожидающих, дряхлая мебелина картинно, как в замедленной съемке, развалилась у всех на глазах. Туз смущенно поднялся. На шум вышел Мордасов, увидел разломанное, чмокнул, поднял палец.
- Никакого уважения к социалистической собственности, граждане. Подкапываетесь под любимые бережливость и учет. Так мы далеко не уедем. Между прочим кресло, Туз, актировано, интеварная реальность, вон у него бирка на заду. Что будем делать?
Туз растревожился не на шутку, принес отдачу в обрез, лишней копейки не предвиделось.
- Оно разломано, - Туз жалко улыбнулся, - в смысле до меня еще...
Мордасов игры не принял.
- Что значит разломано? Это вы его, гражданин Туз, разломали... при свидетелях. Народное добро похерили, наплевали на достояние республики. Может прикажете мне из своего кармана возмещать?
Очередь молчала: половина ее думала, что происходящее - шутка, а половина принимала все всерьез, причем представления молчавших людей о сцене, разыгрывающейся у них на глазах менялось каждую секунду. Колодец умел поддержать напряжение.
- Настурция Робертовна, - Колодец развел руками - такая, мол, беда. Тут клиент угробил кресло. Хорошо, если за этим никто не стоит, в смысле происков и подкопов. Гражданину Тузу что, а вон старушки приходят, пожилые можно сказать женщины, наши матери и отцов наших подруги с ногами, отутюженными починами и энтузиазмом. Им как? Стоять вдоль стен прикажете?
Мордасов удалился, оставив народ в тревожном недоумении. Туз не догадывался, какова его участь и никто этого не знал; из вспомогательных пространств вплыла Настурция, шторка облепила ее бедра и все увидели - у приемщицы отменная фигура. Притыка притянула две кофты, обнаружила дырочку под мышкой у одной и без слов отшвырнула шалой от смущения сдатчице, вторую кофту поновей сгребла под прилавок, оформила бумажки и поглаживая футляр паркера, торчавшего из кармана, мечтательно прошелестела:
- Следующий!
Крупняков царил в четырехкомнатном антикварном райке, на кожаном пуфе у его ног горбился купец из Литвы на машину Шпындро. После визита Натальи Крупняков развил бурную деятельность, убедив себя, что Шпындро вскоре двинут в зону загнивания, а раз так, рвать с четой глупость несусветная. Крупняков уже выложил все резоны: машина отличная, ни разу не битая, шестерка с родным движком, хозяин попался нежнейший, как и подобает человеку, выезжающему за границу - ах не говорил? - так у него в машине, знаете там всякие штуки-дрюки, елочки для запаха, будто вы в сандаловой роще прохлаждаетесь, и спираль, чтоб заднее стекло не запотевало и прочие наклейки и вроде бы мелочи, расцвечивающие скудость жизни и, конечно, вся эта дребедень перейдет по наследству счастливчику, купившему машину; посему Крупняков даже не может уяснить себе, отчего вместо решительного да! да! - наталкивается на размышления, прикидки и даже опаску; и уж совсем последнее дело считать, что Крупняков выкраивает свой интерес, он живет другим - большим искусством можно сказать, а помогает в купле-продаже по-дружески, давно усвоив, что творить ближнему добро наисладчайшая обязанность человека.