Бог. Плоды прошлого суть настоящее и будущее. Желание продолжать жить в настоящем и будущем и есть суд над прошлым. Это — извечно и на века. Человек мудр. Он осуществил самый справедливый суд над своей эпохой: решение проблем прошлого лежит в будущем. Человек умер. Да здравствует Жизнь!

Дьявол. Красиво сказано. Но скажите честно, сами-то вы хотели бы повторить свою жизнь?

Бог. Нет. А вы?

Дьявол. Только с одной целью — выяснить, что произошло бы в стране, если бы исправили наши ошибки и пороки, т. е. не писали бы доносов, не громили бы липовых врагов, не одобряли бы подлостей вождей, короче говоря — не делали бы ничего такого, за что нас презирают и клеймят нынешние критики «режима».

Бог. Ну, это и без повторения жизни ясно. Не было бы плотин, заводов, каналов, рекордов, перелетов, военных побед, спутников и всего прочего, а главное — не было бы того, за счет чего могли бы существовать критики «режима».

Дьявол. В таком случае пусть прошлое останется таким, каким оно было. Но пусть оно не повторяется.

— В начале войны я отступал с остатками батальона, — говорит очередной случайный собутыльник. — Немцы насели на нас. Надо было во что бы то ни стало оторваться. Я вызвался добровольцем прикрыть отступление. Этот миг, когда я по команде командира батальона «Добровольцы, два шага вперед!» делал эти мои исторические два шага, был смыслом моей жизни. Я был рожден для этого мига. То, что я уцелел, дело случая. После этого я не жил в строгом смысле слова, а, как говорится, коптил небо.

Тогда все было первое, в том числе и первое осмысление сущности нового коммунистического строя. Не старые революционеры, не мудрые руководители, не профессора и маститые писатели, а именно мы — безусые мальчишки первыми постигли самую глубокую и самую трагическую истину тысячелетия: все кошмарное зло нашей эпохи явилось результатом воплощения в жизнь самых светлых идеалов человечества. И от этого открытия нам стало плохо на всю жизнь.

До «хрущевского переворота» я сочинял стихи, рассказы, анекдоты, высмеивающие сталинизм. Почти все это исчезло бесследно и глохло в узком кругу достойных доверия людей. После хрущевского доклада засветилась надежда на то, что кое-что можно сделать известным, причем под своим именем, а не анонимно, как я делал до тех пор. И я сделал попытку написать что-то для печати. Но ничего из написанного мною не удовлетворяло меня. Слабо, говорил я себе, односторонне, фрагментарно, поверхностно, надуманно, сентиментально… Ты же пережил исторический ураган, а не отрепетированный спектакль расчетливо поступавших разумных существ. В жизни не было четкого разделения на актеров и зрителей, на сцену и кулисы, на режиссеров и исполнителей. А что делать? Что может сказать песчинка, несомая Великим Ураганом, о всем Урагане?