И далее последовал рассказ, что таились они, поскольку были присланы к Михаилу Ярославичу не как гонцы Гедимина, но с секретной миссией сослужить некую службу тверскому князю. Именно потому он и не стал просить княжича выслушать послухов, имеющихся у них, чтоб никто не ведал, с каким почетом провожал их Гедимин, ибо они на самом деле… дознатчики. Финальной точкой сообщения послужил золотой перстень литовского князя с вырезанным на синем камне трезубцем, продемонстрированный Уланом.
Поначалу Дмитрий, выяснив, чем они занимаются, лишь иронически улыбнулся.
– И у нас такие имеются, токмо кличут их по другому.
Улан покачал головой:
– Не-ет, княже. Твои люди могут лишь след гнать, выясняя, куда вор краденое подевал. Удастся при этом до самого ворюги добраться – хорошо, а на нет и суда нет. Мы же и зовемся по-другому, и след гоним иначе, а в первую очередь виновного ищем, причем в любой татьбе, чего бы она ни касалась: кражи, разбоя или… убийства.
– Вот как? – недоверчиво усмехнулся Дмитрий, но, вспомнив что-то, медленно протянул: – Тогда я понимаю, для чего вас Гедимин моему батюшке прислал. И отчего ты столь твердо мне сказывал, что убийцу сыщешь. Токмо как-то оно не того…
Княжич замялся. Понять его было можно. Получалось и впрямь как-то не того: обвиняемый, пусть не сам, а его побратим, но в любом случае лицо заинтересованное, сам начинает гнать след. Видя его колебания, Улан торопливо предложил приемлемый выход: он работает нелегально, то есть вполголоса подсказывает, что надо делать, а княжич, громогласно распоряжаясь, продолжает командовать процессом.
– Ну-у, ежели так, тогда приступай, – кивнул Дмитрий. – Да и меня охота разбирает поглядеть, сколь велико твое художество.
– Первым делом надо бы послать кого-нибудь из дружинников на торжище прикупить бумагу, – предложил Улан. – Потом вычтешь ее стоимость… с убийцы.
Дмитрий распорядился и, повернувшись к Улану, потребовал:
– Далее.
– А пока все, – развел руками Улан. – Думаю, горшок печной сажи в такое время года и в боярском тереме сыщется.
– И больше тебе для сыска ничего не надобно? – недоуменно поинтересовался Дмитрий. – А людишек поспрошать?
– Зачем? Убийца сам себя выкажет. Но вначале повели, дабы боярин во всеуслышание, чтоб отвертеться не смог, подтвердил, что ни к убитому, ни к ножу в его теле никто не прикасался.
– Не смог отвертеться… – задумчиво повторил княжич. – Мыслишь, кто-то из его холопов…
– И по его прямому наущению. Впрочем, об этом сам убийца скажет, когда мы его уличим и он поймёт, что деваться некуда.
– Одначе ты бы обсказал мне, что мыслишь делать. Мне ж понимать надобно. Да и негоже, – поморщился он, – всякий миг свое ухо близ твоих уст держать.
– И то верно, – охотно согласился Улан. – Значит так. Векша и впрямь здоровенный бугай, а потому убийце пришлось ударить его ножом несколько раз. Когда он нанес первый удар, из Векши пошла кровь, попавшая на рукоять. Ночью подморозило, поэтому кровь почти сразу застыла, успев сохранить отпечатки пальцев преступника.
Дмитрий недоуменно нахмурился. Пришлось Улану вкраце просветить его насчет дактилоскопии, продемонстрировав в качестве наглядного примера капиллярные узоры вначале на своих пальцах, затем на пальцах Петра и самого княжича. Не упустил он случая и польстить юному судье, заметив, что рисунок его отпечатков явно напоминает узор будущей княжеской короны. Закончив с лекцией, Улан продолжил: