До Лондона – четыре мили.

Час после наступления темноты. Мы вдвоем лежали в траве под дубом, в прохладном мраке. В огромном старинном доме в середине парка горел свет, но не во всех окнах. Маленькие глубокие окна, казалось, были созданы для того, чтобы наружу не вышло ничего лишнего. Уютная, манящая атмосфера, стены, заставленные книгами, пламя в каждом камине, и дым, извергающийся из труб в туманную тьму.

Изредка по извилистой дороге за парадными воротами проезжала машина, фары выхватывали из темноты царственный фасад старинного здания – горгульи, тяжелые арки над окнами, блестящие дверные молотки у массивных парадных дверей.

Мне всегда нравились старинные просторные европейские дома, неудивительно, что они приманивают призраки мертвых.

Луи внезапно сел, огляделся и поспешно стряхнул траву с пиджака. Он, естественно, проспал несколько часов на груди ветров, если можно так выразиться, и в тех местах, где я устраивал короткую передышку в ожидании, пока повернется Земля.

– Где мы? – прошептал он со смутным налетом тревоги.

– Обитель Таламаски под Лондоном, – ответил я. Я лежал в траве, обхватив голову руками. Свет в мансарде. Свет в помещениях второго этажа. Я думал – как будет веселее?

– Что мы здесь делаем?

– Авантюра, я же объяснил.

– Подожди минуту. Ты же не собираешься туда входить.

– Почему? У них в подвале дневник Клодии и картина Мариуса в придачу. Ты и сам это знаешь. Джесс же тебе рассказывала.

– Ну и что ты намерен сделать? Ворваться внутрь и рыться в подвале, пока не найдешь то, что тебе нужно?

Я засмеялся.

– Нет, это будет не слишком-то весело, правда? Это отчаянно тоскливое занятие. К тому же дневник мне не особенно нужен. Дневник они могут оставить себе. Он принадлежал Клодии. Я хочу поговорить с одним из них, с Дэвидом Тальботом, он их начальник. Понимаешь, это единственные смертные в мире, которые в нас верят.

Почувствовав укол внутренней боли, я приказал себе не обращать на него внимания – сейчас будет весело.

Сперва он был слишком шокирован, чтобы отвечать. Я и не представлял себе, что это будет настолько восхитительно.

– Ты, должно быть, шутишь, – сказал он, приходя в буйное негодование. – Лестат, оставь этих людей в покое. Они считают, что Джесс умерла. Они получили письмо от членов ее семьи.

– Естественно. И я не стану выводить их из заблуждения в том, что касается этой мрачной новости. Зачем? Но меня завораживает тот, старый, Дэвид Тальбот, который приезжал на концерт. Полагаю, мне хочется узнать… Но что толку болтать? Пора войти и все выяснить.

– Лестат!

– Луи! – сказал я, передразнивая его тон. Я поднялся и помог ему встать – не то чтобы он нуждался в моей помощи, но он сидел на земле, бросал на меня взгляды, упрямился, пытался сообразить, как меня удержать, и все это было абсолютно пустой тратой времени.

– Лестат, Мариус придет в ярость, если ты это сделаешь! – серьезно воскликнул он, и черты его лица обострились, ярче обозначились прекрасные высокие скулы и темные испытующие зеленые глаза. – Правило первостепенной важности гласит…

– Луи, я не могу устоять против такого искушения!