Мир окончательно и бесповоротно сошел с ума. Жена Антона и моя сестра сообщила нам, что убьет нас не больно.
Глава 33
В ранней молодости меня смущала какая-то избыточная ясность восприятия. Все было или хорошо и понятно или плохо и непонятно. И только где-то на самой глубине души плескалось, что на самом деле все должно быть по-разному. Поэтому я действовал по стандартам, указанным в простых песнях. Если я любил – я любил. Если я лечил – я лечил. Если я не знал, люблю я или нет – я бросал. Мне кажется, что именно из-за что все у меня было так просто, я все это забывал. И хорошее и плохое. Запоминаются-то сложности…
Например, не так давно, когда я в очередной раз брюзжал по поводу Дины, Антон напомнил мне совершенно забытую историю, как мы, веселые, очень молодые и не очень пьяные (нельзя же, правда, быть одновременно веселым, трезвым и умным!) возвращались с одного из первых концертов «АукцЫона».
Жизнь казалась настоящей. Точнее об этом как-то не думалось. Матвей встал на руки и прошел так метров двадцать по занесенной снегом улице пока не грохнулся, подскользнувшись на обледеневшем канализационном люке. Причем как раз в тот момент, когда я закричал на всю улицу: «В здоровом теле – здоровый дух!»
Потом одна длинноногая красавица прилюдно зализывала Моте ссадину на запястье. Затем мы пошли ко мне (родители были на даче) и пили, слушали наперебой музыку, а в конце-концов даже родная сестра Дина показалась мне не такой уж отмороженной.
Мы вышли на балкон покурить. Я накинул на плечи Дины свой пиджак и с изумлением узнал, что моя физико-математическая кровная родственница пишет стихи.
Я удивился. О буддизме тогда в Москве толком никто и не думал. Зеленый чай был экзотикой. И что вдруг Дине вздумалось писать про него стихи? Потом мы долго пили. Не чай. Дина тоже пила, плакала и говорила, как она на самом деле любит меня. Я расстрогался и мы чуть ли не поцеловались.
А сейчас? Что у нас – гражданская война? Как можем мы с родной сестрой оказаться, да не по разную сторону баррикад, а просто в разных Вселенных?
И что мне теперь делать? Думать об этом? Переживать? Пытаться восстановить целостность реальности? Хорошо бы, да только я знал, что она не восстановится. Она – утрачена и невосстановима.
– Дина! Дина!! Ты сошла с ума!!! Что же ты, дурочка, сделала?
– Понимаешь, Иосиф, – у Дины в глазах был тот самый вечер, когда мы с нею помирились, – я это сделала давно.
– А мама знает?
– Нет.
– А… папа?
– Никто ничего не знает.
– Так передумай! Еще не поздно!
И чтобы доказать себе, что это так, я почти судорожно отыскал в iPOD'е нужную песню и включил ее пока Дина не успела мне возразить. Песня началась. Я подошел к Дине и протянул ей один из двух наушников. Мы стояли очень близко друг к другу, чуть ли не обнявшись.