– Одно уточнение. Запомни! На твоем CD записано не все. Самое главное и секретное, ты на него не записал, чтобы хаты невысокой степени посвящения, которые первые прочтут этот диск, ничего лишнего не узнали. Это вот «Самое Главное Для Хатов» ты готов рассказать устно только Джессер Джессеру и при личной встрече.

– А что это – «Самое Главное»?

– Не знаю. Но пока там хаты соберутся организовать с ним встречу, пройдет много времени. Или осел умрет. Или падишах. Или мы что-нибудь придумаем. В конце-концов, есть Аня. Она будет в курсе, где мы как только прослушает автоответчик.

В это время к нам подошел охранник и спросил, что мы, тут делаем. Мы, и правда, выделялись из толпы посетителей. Они приходили и уходили, а мы стояли у колонны и о чем-то трепались уже минут пятнадцать.

– Нам туда. – Матвей твердо показал рукой на правую часть холла. – Мы пришли чуть раньше и сейчас ждем назначенного времени.

Охранник покачал головой и отвалил. Антон посмотрел ему вслед несколько разочарованным взглядом и решил добить нас окончательно.

– Ребята, спасибо за помощь, но я пойду один. С вами боюсь мне не повезет…

– Хватит, Антон. Это – не казино, в конце-концов!

– Зубов бояться – в рот не давать.

Допустим, для подобной ситуации, достаточно напряженной, это прозвучало немного вульгарно, но во-первых, кто что хотел от Моти, а во-вторых, все равно лучше, чем какое-нибудь пафосное «Поручик Голицын, достаньте патроны, корнет Оболенский, надеть ордена!».

Откуда, в принципе у корнета могут быть ордена? Да еще и во множественном числе. Если он уже совершил столько подвигов, то почему его не произвели хотя бы в подпоручики?

Мы направились к правой части холла. У входа в холл нас встретил охранник. Униформа у него была немного другая. Он молча и вопросительно на нас посмотрел.

– Передайте, что Иосиф Мезенин и его двое друзей хотели бы поговорить с Джессер Джессеру о тайнах мироздания.

– С кем? О чем?!

– Вы передайте, там поймут.

Охранник пожал плечами и сказал в рацию примерно следующее: «Иосиф Мезенин, друзья, к какому-то Джессеру». На том конце раздалось шипение. «Понял, сейчас разберемся!».

Матвей привалился к одной из колонн. Антон молча смотрел вперед перед собою. Мне показалось, что он молится. Через минуту рация зашипела опять и оттуда раздалось: «Пропусти».

Охранник кивнул и указал нам головой на дальний конец коридора. Мы прошли, оглядываясь. Ничего интересного. Помпезные бронзовые люстры, поменьше чем в холле, но того же стиля. Серый ковролин. Черные высокие двери. Некоторые из них – полуоткрыты. Там – какие-то обычные люди за обычными компьютерами. В конце коридора нас встретил охранник, который нажал на кнопку, проследил, чтобы мы вошли в кабину лифта и затем, нажав еще одну кнопку, вышел. Мы поехали вниз одни.

Где-то через минуту лифт остановился. Я приготовился выходить, но двери не открывались.

– Вам не кажется, что пахнет газом? – спросил Матвей каким-то изменившимся голосом.

«Это наших глаз секрет или уже горчичный газ?», – успел вспомнить я Генделева и провалился.

Сначала мне показалось, что наступила вечность. Потом я понял, что для вечности все какое-то слишком коричневое. Я решил, что когда стану богом, обязательно перекрашу вечность в черный цвет.