— Ну да, ну да… — пробормотала я себе под нос и тут встретилась глазами с обсуждаемым объектом. Оказывается, мой шадаг уже пришел в себя и нагло подслушивает. И подсматривает недобрым взглядом, впрочем как всегда.

Он явно собирался что-то сказать, но ему помешал второй герой сегодняшнего происшествия. На пороге возник Сириан собственной персоной.

— Прекрасные эссы, вы позволите?

— Входи, дорогой, — тут же улыбнулась ему Маирис, стягивая потоки и вставая навстречу племяннику. А вот я вставать не стала и лечение не прекратила. Конечно, наставница уже почти закончила то, что начала по собственной инициативе, но мне все равно было очень неприятно. Потому что… потому что если ты целитель — то будь им до конца и не дели пациентов на достойных помощи и тех, на кого ты можешь и наплевать.

— Я все же рассчитываю на внимание целителя в этой коллегии. — Сириан, величественно проигнорировав лежащего Лильрина, улыбнулся разбитыми губами именно мне, хотя от родственного поцелуя в щеку от тетушки уклоняться не стал.

Ага, значит, мой шадаг его таки достал. Если присмотреться, ребра у него тоже помяты, и не только. Скорее всего, он был первым противником Лильрина, когда тот еще не был так избит и утомлен. Ну… где-то в глубине души я считаю, что обоим им так и надо. Но почему-то вне всякой логики Лильрина мне жальче. Вот казалось бы! Сам нарвался. А все равно.

Поэтому я очень скупо ответила на улыбку Сириана и снова вернула все свое внимание пациенту. И конечно, дождалась много-много благодарности: судя по зло прищуренным глазам, даже взгляд в сторону золотоволосого капитана расценивался моим личным несчастьем как преступление. Ну что ты будешь делать?.. А с другой стороны — какая мне-то разница? Почему меня это так задевает? Мне ведь наплевать на чувства этого упрямца.

Наверное, это все то же детское ощущение несправедливости. Когда тебя обвиняют ложно, когда никак и никому не доказать ничего, это больно, это как-то словно ломает твой мир. Да, сейчас я уже никому не хочу ничего доказывать. Но те обломки — они все равно болят.

— Милая эсса, возможно, когда вы освободитесь, я могу рассчитывать на вашу профессиональную помощь? — ворвался в мои мысли голос Сириана.

— Спасибо за доверие, лорд Сириан, но я сейчас занята. — Голос мой прозвучал спокойно и нейтрально, но что интересно: перекосило обоих козлов почти одинаково. Одному не понравилось, что я вообще разговариваю с «посторонним мужчиной», а второму — что я вожусь с недостойным недобитым шадагом.

Гордо вздернув подбородок, я подхватила Лильрина за плечи и за талию и, применив целительские приемы еще из обители, шустро перевернула его носом и взглядом в циновку, а задом кверху. Надо было закончить с почками и кое-что поправить в позвоночнике. И сразу благодать такая настала — пусть он там хоть пол взглядами прожигает, мне уже не видно, а значит, не мешает.

— Шадагу стоило знать свое место, — сказал у меня над головой Сириан, и мне пришлось буквально силой придавить дернувшегося Лильрина к полу. — Хотя должен отдать ему должное. — Тут голос капитана изменился, и я не совсем уловила, что в нем такого прозвучало: досада? невольное уважение? Нет, первого все же больше. — Драться он умеет. Но тем опаснее. Он шадаг. В его душе есть червоточина. Он ненадежен. Он не контролирует свою силу. И пока он сам не избудет свой яд, давать оружие в его руки нельзя. Просто потому, что он не умеет им правильно распорядиться. Он может навредить и себе, и людям вокруг.