Мы выходим к речке. Мимо по песчаному берегу ковыляет выводок гусей, вспугнутый проплывающей лодкой. Мама-гусыня то и дело оборачивается, чтобы проверить, всё ли в порядке с ее цыплятами. Мы с ней похожи: у меня теперь тоже есть о ком заботиться.

— Как насчет подружки? — спрашиваю я. — С кем-нибудь встречаешься?

Дилан недолго колеблется и отвечает «нет».

— В твоем возрасте за отцом девчонки косяками ходили, — продолжаю я. — Ему от поклонниц чуть ли не палкой приходилось отмахиваться. Вернее, я их отгоняла. Ты очень на него похож.

— Видел его фотографии в интернете.

— Правда? — удивляюсь я, хотя на самом деле тут нет ничего странного: вполне естественно, что ему захотелось посмотреть на своего отца.

— Да, — отвечает он. — Как думаешь, мы с ним поладим?

— Ну… Не уверена. Вы слишком разные. В молодости Джон был довольно дерзким и высокомерным. Не знаю, может, тюрьма его изменила… Но он всегда заботился обо мне и оберегал.

— Скучаешь по нему?

Я киваю, и какое-то время мы идем молча.

— Кстати, — вновь заговаривает Дилан, — меня интересуют не девушки, если ты понимаешь, о чем я.

До меня доходит лишь когда на его лице появляется заговорщическая улыбка, как у отца.

— Ты гей? — спрашиваю я удивленно.

— Ага.

Мы идем дальше, в сторону кафе.

— Я начал встречаться с одним парнем несколько недель назад. Хотя вряд ли у нас с ним получится.

— Почему?

— Работы много и ты… Для серьезных отношений просто нет времени.

Значит, я для него важнее. На сердце становится тепло и радостно.

— Для тебя это проблема — ну… то, что мне нравятся парни?

— Нет, конечно, — говорю я совершенно искренне. Даже рада, что не придется делить его с другими женщинами.

— Мама и папа тоже спокойно к этому относятся.

Когда Дилан говорит о приемных родителях, меня одолевают смешанные чувства. Хочется во всех подробностях узнать о его детстве, о потерянных для меня годах, но при одной мысли, что другая мать подхватывала его на руки, когда он падал, читала ему сказки на ночь и болела за него на школьных соревнованиях, на меня наваливается черная зависть. На ее месте должна была быть я. Это абсурдно и несправедливо, однако я чувствую глубокую обиду на женщину, с которой даже ни разу не встречалась.

Мы садимся в кафе. Возвращаюсь из-за стойки с чайником и двумя чашками. И здесь наши вкусы совпадают: пьем чай с молоком и двумя ложечками сахара. Дилан достает конверт из кармана и протягивает стопку фото.

— Здесь я совсем маленький.

На снимке пухлый карапуз лежит на ковре в подгузнике, улыбается и болтает в воздухе руками и ногами. Поразительно, даже в младенчестве у него была копна темных волос, как у Джона! На других фотографиях запечатлено, как он впервые сел без посторонней помощи, как сделал первый шаг. Приемная мать стоит сзади и придерживает его за руки, чтобы он не упал. Лица не видно, и я представляю себя на ее месте.

— Если хочешь, могу оставить их тебе, — предлагает Дилан, и я с благодарностью принимаю подарок.

Он замечает слезы у меня на глазах, прежде чем я сама осознаю, что плачу.

— Извини, не хотел тебя расстроить.