— Сюда принцесса приходит на свидания с волшебной золотой рыбкой, которая на самом деле — переодетый принц…

— Уж больно он должен быть маленький, твой принц, в ручье всей глубины — не больше трех дюймов.

— Тут есть камушки, чтобы перебраться на другую сторону, и крохотные рыбки — наверное, мальки.

— И все они — переодетые принцы. — Теодора растянулась на солнышке и зевнула. — Головастики?

— Мальки. Для головастиков уже не время, глупышка, но мы наверняка найдем лягушачью икру. Я в детстве ловила мальков руками и отпускала.

— Из тебя бы вышла отличная фермерша.

— Здесь хорошо устраивать пикники. Сидеть у ручья и есть крутые яйца.

— Салат с курицей и шоколадный кекс, — рассмеялась Теодора.

— Лимонад в термосе. Просыпанная соль.

Теодора перекатилась поудобнее.

— А знаешь, про муравьев все врут. Нет никаких муравьев. Коровы, может быть. Но я еще ни разу не видела на пикнике муравья.

— А быка? Обязательно кто-нибудь должен сказать: «В поле не ходи, там бык».

Теодора открыла один глаз.

— У тебя был дядюшка-юморист? Который что ни скажет, все смеются? И который советовал тебе не бояться быка: когда бык на тебя кинется, надо просто схватить его за кольцо в носу и раскрутить над головой?

Элинор бросила в ручей камешек; сквозь прозрачную воду было видно, как он медленно опустился на дно.

— У тебя много дядюшек?

— Тысячи. А у тебя?

Через минуту Элинор ответила:

— О да. Большие и маленькие, толстые и тощие…

— У тебя есть тетя Эдна?

— Тетя Мюриэль.

— Такая сухопарая? В круглых очках?

— С гранатовой брошкой.

— Она приходит на семейные торжества в темно-бордовом платье?

— Отделанном кружевом.

— Тогда, наверное, мы с тобой родственницы, — сказала Теодора. — У тебя были пластинки на зубах?

— Нет. Веснушки.

— Я ходила в частную школу, где меня учили делать реверансы.

— Я вечно болела зиму напролет. Мама заставляла меня носить шерстяные чулки.

— Моя мама заставляла брата приглашать меня на танцы, и я делала реверансы как очумелая. Брат до сих пор меня ненавидит.

— Я упала во время выпускной процессии.

— Я забыла свою партию в оперетте.

— Я писала стихи.

— Да, — сказала Теодора. — Теперь я точно знаю, что мы кузины.

Она со смехом села, и тут Элинор шепнула:

— Тише. Рядом кто-то есть.

Они застыли, прижавшись плечами и молча глядя на склон за ручьем. Трава там шевелилась: кто-то медленно и незримо пробирался по яркому зеленому холму. Солнечный свет померк, от ручья потянуло холодом.

— Кто это? — выдохнула Элинор.

Теодора крепко стиснула ее запястье.

— Ушел, — звонко произнесла Теодора. Снова выглянуло солнышко и стало тепло. — Это был кролик.

— Я его не видела, — сказала Элинор.

— Я заметила его в ту же минуту, как ты заговорила, — твердо объявила Теодора. — Это был кролик. Он скрылся за холмом.

— Мы тут слишком долго сидим. — Элинор с тревогой взглянула на солнце — оно уже коснулось холмов — и, встав с сырой травы, поняла, что у нее затекли ноги.

— Только вообразить! Две закаленные пикниками девицы испугались кролика, — рассмеялась Теодора.

Элинор протянула ей руку, помогая встать.

— Нам правда надо спешить, — сказала она и, поскольку сама не вполне понимала свою тревогу, добавила: — Может, другие уже приехали.