– Довольно, – заявил сержант Голкомб дрожащим от негодования голосом. – Если вы будете сидеть здесь и оскорблять меня, это ничего вам не даст, Мейсон. Постарайтесь это понять. В этом деле вы не просто адвокат. Вы – подозреваемый.

– Я уже понял, – кивнул Мейсон. – Потому и сказал то, что вы слышали.

– Послушайте, – рявкнул Голкомб, – либо вы лжете, что отправились туда к половине девятого, либо нарочно даете неопределенные показания, чтобы замутить воду! Обследование показывает, что Фоули убили от половины восьмого до восьми. Он был мертв уже более сорока минут, когда приехала полиция. Вам нужно только сообщить, где вы были между половиной восьмого и восемью, и вы будете вне подозрений. Какого черта вы не желаете с нами сотрудничать?

– Говорю вам: я не знаю, чем занимался в это время, – сказал Мейсон. – Я даже не смотрел на часы. Вышел пообедать, немного прогулялся, выкурил сигарету, вернулся в офис, потом снова прошелся по улице с сигаретой, поймал такси и отправился на встречу с Фоули.

– И встреча была назначена на половину девятого?

– Да.

– Но вы не можете этого доказать.

– Разумеется, нет. Какого черта я должен доказывать время каждой назначенной мною встречи? Я адвокат и назначаю множество встреч в течение дня. Фактически то, что я не могу доказать время встречи с Фоули, не только не является подозрительным обстоятельством, а, напротив, свидетельствует, что предполагалось рутинное деловое свидание. Если бы я предъявил дюжину людей, подтверждающих, что я договаривался о встрече с Клинтоном Фоули, вы бы сразу заинтересовались, чего это я так стараюсь засвидетельствовать время свидания. Конечно, если у вас есть хоть капля ума. Скажу вам еще кое-что. Что, по-вашему, мешало мне прибыть в дом Фоули в половине восьмого, убить его, вернуться в офис, потом взять другое такси и снова поехать туда к назначенному времени?

– Насколько я понимаю, ничего, – ответил Голкомб после паузы.

– То-то и оно, – кивнул Перри Мейсон. – Только если бы я так поступил, то наверняка бы постарался запомнить номер такси, доставившего меня туда к половине девятого, и обзавестись свидетелями того, что свидание было назначено на это время.

– Не знаю, как бы вы поступили, – с раздражением произнес сержант Голкомб. – Когда вы начинаете работать над делом, логики от вас не жди. Вы действуете на редкость бестолково. Почему бы вам не рассказать все откровенно, не пойти домой, не лечь спать и не предоставить нам этим заниматься?

– Я не препятствую вашему расследованию, – отозвался Мейсон, – и не испытываю большого удовольствия, когда лампы светят прямо в глаза, а вы сидите, уставившись мне в лицо, думая, что его выражение подскажет вам ключ к разгадке. Если бы вы выключили свет и немного пораскинули мозгами в темноте, это принесло бы вам куда больше пользы, чем сидеть кружком, созерцая мою физиономию.

– Больно нужна мне ваша физиономия, – проворчал Голкомб.

– Как насчет Телмы Бентон? – спросил Перри Мейсон. – Что она делала во время преступления?

– У нее полное алиби. Она может отчитаться за каждую минуту.