Арсенал этим и заканчивался, за исключением, разве что, гранаты, припасённой вестовым одного из штабс-капитанов, ефрейтором Данилиным. Махновцы «шмонали» со знанием дела.

— Пушки кончились, — сказал ефрейтор, расставаясь с гранатой, — еропланы разлетелись…

— В принципе… — затянул есаул. — Дверь подорвать можно — и на прорыв!

— Не на прорыв, — мягко поправил его Володя, — а на смерть.

— Скорее даже на расстрел, — поддержал Павел. — У них тут пулемётов…

— Я насчитал семь штук, — сообщил Авинов. — К нашему амбару выходят три, и с разных сторон. «Гочкисы», по-моему…

— Обложили, однако…

— И потом, господа, негоже бежать самим, оставляя в залоге у этих бандитов Наденьку!

— Это та сестричка милосердия? Хохотушечка?

— Она, казак. Боюсь, как бы с ней не сделали чего…

— Известно, что делают с девицами.

— Да она молоденькая совсем!

— Я велел машинисту сообщить о нас в Ростове, — проговорил Кирилл. — Как чувствовал… Но стоит ли дожидаться помощи?

— Похорон своих скорее дождёмся, — мрачно пробурчал ротмистр.

— А эти-то, — громким шёпотом доложил сверху Михаил, согнувшийся в три погибели возле маленького окошка, — отъезжают куда-то! Коней только поменяли, и всё… С полсотни их… Да нет, как бы не с сотню!

— Вот что, господа, — решительно сказал Авинов. — Можно попытаться бежать, но это будет крайне опасным предприятием. Я, если выйду, попробую разобраться с пулемётчиками, а, как только кончу, надо будет или коней седлать, или сани запрягать.

— Запряжём, ваш-сок-родь, — заверил его Кузьмич. — Коняка — што? А у этих санки, вроде как тачанки — с «максимами». Отобьёмся, если што.

— Главное — выйти, — сказал ротмистр.

— Я попробую! — тряхнул головой Кирилл.

Подойдя к дверям, он затарабанил в дверь кулаком и крикнул:

— Эй! Откройте!

Прислушался и уловил чьи-то шаги.

— Чё орёшь? — рявкнул знакомый уже верзила. — Али жить устал?

— Да приспичило мне! До ветра сходить выпусти, а? Ну куда я тут денусь? А? Мочи уж нет!

За дверью посопели и проворчали:

— Ладно, хрен с тобой… Всем отойти на пять шагов и дышать носом! А то всех одной очередью кончу!

— Да отошли уже!

Лязгнул замок, и дверь приоткрылась.

Сначала показался дырчатый ствол пулемёта, затем и сам громила. Оглядев Авинова с ног до головы, он спросил:

— Ты, что ли, рвался?

— Я, я! — страдальчески выговорил Кирилл, ёжась.

— Вона сортир! Бегом туда и обратно!

— Ага, ага…

Авинов смешно поковылял, изображая крайнюю стадию удержания жидкости в теле. Дюжий тюремщик загоготал и навесил замок обратно.

Шмыгнув в вонючее отхожее место, изукрашенное погаными сталактитами — или сталагмитами? — Кирилл достал парабеллум и накрутил на него глушитель.

Выглянул в пропиленное «сердечко». Пусто, никого, кроме их «вертухая».

Изба, что стоит напротив амбара… Так, чердак там имеется и окно есть.

И пулемёт был, он сам его видел.

А сейчас что-то не заметно. Чёрт…

Если он сначала завалит мордатого тюремщика, то пулемётчик это сразу увидит.

И сделает выводы, то есть откроет огонь на поражение.

А оно ему надо? Стало быть, что? Ждём-с.

Страж с пулемётом терпел долго — стоял, привалившись к стене амбара, и смолил «козью ножку». Ага, забеспокоился вроде… Сделал шаг к сортиру, постоял, подумал — а стоит ли? — вернулся. Всё, созрел! Решительно бросил самокрутку и зашагал, крича с полдороги: