И теперь, когда поезд уже тормозил у платформы, подошла наконец очередь Рубинчиков.

— К третьему столу! Быстро! Как фамилия?

— Рубинчик.

Начальница таможни тут же повернулась к Рубинчику и уставилась на него в упор.

— Документы!

Он подал ей выездные визы и билеты на поезд.

— Следуйте за мной!

Похолодев от волны предательского страха, Рубинчик на ватных ногах пошел за ней. Следом шли Неля и дети.

— Все вещи на стол! — капитан Васько повернулась к таможенному инспектору: — Проверить по первому разряду! — и Неле: — К гинекологу! — и опять Рубинчику: — На медосмотр!

И, выдернув у Бориски его плюшевого медвежонка, тоже швырнула его на таможенный стол.

Борька от изумления забыл зареветь.

Два таможенника тут же вывалили все вещи из чемоданов и стали быстро, четко, профессионально вспарывать подкладки пиджаков, пальто, детских курток, пакеты с нижним бельем, пачки чая и кофе. Еще один стал разбирать фотоаппарат, термос, Ксенину куклу и остальные детские игрушки. «Господи, подумал Рубинчик, — какое счастье, что я выкинул обувную щетку с пленками!» И почти бессознательно пошел в комнату-кабину, где молодой рыжий медбрат в застиранном сером халате и в желтых резиновых перчатках тут же скомандовал:

— Раздеться догола! Вещи сюда! Пломбы есть в зубах?

— Есть. А что?

— Откройте рот! Шире! — Медбрат заглянул ему в рот и поскреб пломбы каким-то металлическим крючком. За его спиной была высокая зеркальная дверь, а рядом с ней водопроводный кран, из крана в раковину текла тонкая струйка воды. — Ладно, закройте рот! Ноги вмеcте! Нагнуться и руками достать до пола! Еще ниже! Вот так! А ягодицы поднять! Выше поднять!

Холодный, в резиновой и мокрой от вазелина перчатке палец вдруг с резкой болью втиснулся в задний проход так, что Рубинчик охнул и прослезился от боли.

— Ну и ну!

— Ни хера! — усмехнулся медбрат, подставляя руки в перчатках под струйку воды. — Бабы не то терпят! И без вазелина!

— Можно одеться? — спросил Рубинчик, глядя на себя, голого, в зеркало и удивляясь, на кой черт тут зеркальная дверь?

Конечно, он уже понял, что никто, кроме Барского, не мог приказать начальнице таможни выделить его из потока евреев и устроить такую проверку. «Но вот вам по локоть, товарищ полковник, вот вам по локоть и еще глубже, потому что я — чист. Нет ни на мне, ни в вещах моих ни рукописи, ни злата, ни бриллиантов».

— Так могу я одеться?

Он не знал, что тот, о ком он думал и кому почти вслух сказал «по локоть!», находился всего в трех метрах от него — за зеркальной дверью, прозрачной с противоположной стороны.

Да, сидя за этой дверью и держа на коленях пакет с фотографиями Рубинчика с Натальей Свечкиной, Барский с мстительным удовлетворением наблюдал сквозь нее за унижением своего врага. За этим голым, худым, костлявым Рубинчиком с его гусиной от холода кожей, с его безжизненно висящим пенисом и рыжими волосами в паху и подмышках.

И вдруг…

Барский не поверил своим глазам! Резко вскочив, он так стремительно подался всем телом вперед, что едва не выбил головой эту прозрачную дверь.

За левой подмышкой Рубинчика, ближе к лопатке, было крупное, величиной с фасоль, родимое пятно.