— Мне об этом ничего не известно.
— Он ему нужен?
— С радостью спрошу его об этом.
— Соглашаемся на сделку, — нетерпеливо заключил Мактейви. — У нее много достоинств и почти нет недостатков. Учитывая, как мало мы продвинулись вперед, нам необходим прорыв.
Глава 10
После убийства судьи Фосетта и Наоми Клэри минул месяц. Газеты пишут о расследовании все меньше и все реже. Сначала ФБР воздерживалось от комментариев, а через месяц, когда сказать все равно было нечего, похоже, отозвало свою следственную бригаду. За это время произошло землетрясение в Боливии, стрельба на школьном дворе в Канзасе, одна звезда рэпа умерла от передозировки, другая, наоборот, излечилась от зависимости. Кажется, все сговорились переключить внимание на более важные темы.
Для меня все это — добрые вести. Может показаться, что расследование сошло на нет, но внутреннее напряжение нарастает. Мой наихудший кошмар — жирный заголовок, сообщающий об аресте подозреваемого, но это все менее вероятно. Проходят дни, я набрался терпения и жду.
Я принимаю только тех клиентов, которые удосуживаются записаться. Мы беседуем в моей каморке в библиотеке. Они приходят, нагруженные своими правовыми документами — заявлениями, ордерами, ходатайствами и постановлениями, — которые нам, заключенным, позволено держать в своих камерах. СИСам нельзя к ним притрагиваться.
Обычно хватает двух бесед со стандартным клиентом, чтобы убедить его в беспочвенности надежд. Первую я посвящаю изучению сути дела и документов. Затем еще несколько часов работаю с делом. На второй встрече я обычно сообщаю грустную новость: ничего не выйдет. Лазейки отсутствуют, спасения нет.
Но за пять лет набралось шесть заключенных, которым я помог добиться досрочного освобождения. Излишне говорить, как это поспособствовало моей репутации хорошего тюремного юриста, но я все равно предупреждаю всех, что шансов на успех заведомо немного.
То же самое я объясняю молодому Отису Картеру, двадцатитрехлетнему отцу двоих детей. Следующие четырнадцать месяцев он проведет здесь, во Фростбурге, за преступление, которое не должно называться преступлением. Отис — сельский парень, искренне верующий баптист, электрик, состоящий в счастливом браке, и до сих пор не верит, что угодил в федеральную тюрьму. Их с дедом признали виновными в нарушении закона 1979 года об охране полей сражений и предметов, относящихся к Гражданской войне (с поправками от 1983, 1989, 1997, 2002, 2008 и 2010 годов). Семидесятичетырехлетний дед, больной эмфиземой, содержится в Федеральном медицинском центре в Теннесси и тоже отбывает четырнадцатимесячный срок. Из-за состояния здоровья он обойдется налогоплательщикам в двадцать пять тысяч долларов в месяц.
Картеры искали военные реликвии на своей ферме, примыкающей к Государственному историческому парку битвы при Нью-Маркете в долине Шенандоа, меньше чем в часе езды от моего родного Уинчестера. Ферма принадлежит этой семье уже больше ста лет, и Отис, едва научившись ходить, стал сопровождать деда в поисках реликвий и сувениров Гражданской войны. За несколько десятилетий семейство собрало внушительную коллекцию пуль, ядер, фляжек, медных пуговиц, лоскутов мундиров; предметами их гордости были два боевых знамени и несколько десятков всевозможных ружей. Все это укладывалось в рамки закона. Нарушением закона является перенос артефактов и реликвий с территории национальной исторической достопримечательности, федеральной земли, о чем Картеры прекрасно знали. Их маленький семейный музей в бывшем сенном сарае состоял из экспонатов, найденных на собственной земле.