Все четверо уставились на меня с ленивым любопытством. Я вроде бы степняк, но без красного пояса. Я пытался увидеть на их лицах следы ненависти, но все смотрят без всякой злобы.

– Новенькие? – спросил я. – В городе еще не были?

Один спросил с ленивым интересом:

– А что, по нам видно?

Я хохотнул.

– Еще бы! Все трезвые, унылые и не рассказываете друг другу, кто, как и где провел ночь. Главное, с кем и как!.. И не кричите, завидев меня, вон идет Рич, самый веселый человек в Тиборе!

Другой страж сказал со вздохом:

– Ничего, скоро нас сменят. Говорят, скоро в Тиборе станет еще веселее…

– И во всем королевстве, – пробормотал третий со зловещим весельем в голосе. – Эй-эй, стой! Дальше нет ходу.

Я удивился.

– Как это нет? За вашими спинами храм!

Первый из стражей, что заговорил со мной, медленно поднялся на ноги, высокий, но я все равно выше, крепкий, но я крепче даже с виду, и он сразу нахмурился.

– Нельзя, – сказал он резче, в голосе прозвучала обида, что я крупнее, а руки толще. – Туда нельзя.

– Ты чего такой грубый? – спросил я.

Он хохотнул.

– Это я грубый? Да ты не видел еще грубых!

– Ребята, – сказал я, – я иду в храм. Просто иду в храм. Вы поняли?

Он рассмеялся.

– Да? А мы уж подумали, что перепутал с таверной. Туда нельзя, говорю еще раз, если не расслышал сразу.

– В таверну?

Расхохотались уже все четверо, первый объяснил:

– В таверну можно и нужно. Тебе особенно, вид у тебя… похмельный. Даже очень.

Я спросил:

– А в храм нельзя?

Они переглянулись, продолжая хохотать, первый сказал с сожалением:

– Увы, нельзя. Хотя не понимаю, почему…

Второй нахмурился и сказал предостерегающе:

– Придержи язык, Митволь.

– Молчу, – ответил Митволь смиренно и посоветовал мне уже строже: – Поворачивайся и топай обратно. Сейчас в храме обряд освящения. По древнейшему обычаю.

Я сказал понимающе:

– Ну да, это человека в жертву?.. Глиноеда, надеюсь? Я видел, как приехали шаманы.

Самый молчаливый из них буркнул:

– Не своих же… Ладно, иди, не мешай.

– Вы мне тоже мешаете, – сказал я.

И, не давая им опомниться, сделал еще шаг, преодолевая сразу две широкие ступеньки, а кулак уже рванулся в челюсть Митволя. Его швырнуло на стену, а я уже бил жестоко и без всякой жалости остальных. Двух пришлось вырубить очень грубо, даже не знаю, очухаются ли, но время дорого, последнего оглушил тяжелым ударом в лоб, а затем с силой ударил этим же лбом в ворота.

Затрещало, створки дрогнули, и хотя явно открываются изнутри, но грубой силе уступают даже вещи. Страж влетел вовнутрь и растянулся во весь рост, раскинув руки и ноги, как пловец, закончивший дистанцию.

Внутри храм сделан грубо и зримо, в стенах нарочито оставлены необработанные выступы, тем самым подчеркивается мощь строителей, вырубивших в сплошном камне такую пещеру.

Вдоль стен жарко пылают огни десятка светильников, а на противоположном от меня конце на каменной плите лежит на спине обнаженная женщина, руки и ноги связаны широкими кожаными ремнями. Над нею нараспев читают мантры двое шаманов в рогатых шапках. У одного в руках большая чаша из темного дерева, у другого – каменный нож.