Чуть позже Линмаус разглядел их самих. Два темных силуэта маячили по обоим концам коновязи.

— Кто там? — рявкнул один из них.

— Да заткнись ты! — огрызнулся Ларри и подвел Фортуну к середине стойки.

— Здесь должно стоять только восемь лошадей, и ни одной больше! — недовольно воскликнул наиболее агрессивно настроенный часовой и направился к Линмаусу.

До его подхода Ларри успел спрыгнуть с лошади и привязать ее. Узел на поводьях он сделал слабым — крепко привязывать Фортуну не имело смысла, поскольку без команды хозяина она и так бы никуда не отошла.

— Эй! Кто такой и что тебе нужно? — грубо окликнул Линмауса подошедший часовой. — Или ты прислан нам в помощь?

— Помогать вам бороться со сном? С этим вы и сами справитесь, — в тон ему парировал Ларри.

— А мы и не спим. И кто ты, собственно, такой, чтобы задавать мне вопросы? Молокосос!

— Решил нарваться на неприятности?

— А ты? — гаркнул часовой.

— Убери-ка отсюда свою лошадь. Да побыстрей! — потребовал второй охранник.

— А что скажет на это шериф? Я приехал к нему, а совсем не для того, чтобы с вами пререкаться! — Говоря это, Ларри был отчасти прав. Но только отчасти.

Повернувшись спиной к охранникам, он направился к главному входу в тюрьму.

Линмаус был уверен, что изнутри она заперта на массивный железный засов, чей громкий скрежет на долгие годы врезался ему в память,

— Не следовало бы отпускать этого наглеца, — громко произнес за его спиной один из охранников.

— Да ничего, пусть себе идет! — буркнул второй. — Наверное, его позвал сам шериф.

— Возможно, но всех, кто приближается к тюрьме, мы обязаны задержать.

— Да, но он оставил нам свою лошадь. А что он без нее?

— Не знаю, но этого парня следует получше разглядеть. Кажется, я его уже где-то видел.

— Иди-иди, может, признаешь в нем Линмауса! — прыснул второй охранник, и оба заржали как лошади.

Шутка и вызванный ею смех усыпили бдительность ретивого охранника.

А Ларри тем временем поднялся на тюремное крыльцо, долбанул кулаком в дверь и, отступив на шаг, вынул из пачки цигарку.

Уверенность, с которой он действовал, окончательно убедила обоих часовых, что незнакомец не кто иной, как человек шерифа.

Прикуривая, Линмаус обвел взглядом площадь и увидел метнувшийся к магнолии силуэт ребенка. Через пару секунд мальчишка уже сидел на дереве,

За тюремной дверью сначала послышались шаги, а потом раздался голос:

— Кто там?

Существует два способа изменения голоса: один — говорить тихо, другой, наоборот, громко. Линмаус решил прибегнуть ко второму.

— Привет! Это ты, Цыпленок? — гаркнул он.

— Да, я, — раздалось за дверью. — А ты кто?

— Это ж я! — спокойно произнес Ларри. — Открой дверь.

— Ну да, ишь чего захотел! — огрызнулся шериф. — Чего надо?

— Я к тебе, дурья башка, с известием.

— С каким еще известием?

— С плохим.

— С плохим?

— Да, с жутко плохим.

— О ком?

— О твоем ребенке.

— О Джесси?

— Да нет, о Томми.

Линмаусу очень не хотелось упоминать имя мальчика, но он был вынужден прибегнуть к такому обману — надо же как-то заставить шерифа открыть эту проклятую дверь! Впрочем, и сам Энтони для достижении своих целей тоже частенько прибегал к самой наглой лжи. Это в какой-то степени оправдывало действия Ларри.