Немцы подползли, спрятавшись за бугорками, а когда прекратился огонь со стороны леса, дружно поднялись и побежали на вал. В передних рядах автоматчики стреляли от бедра – молодые, злые, накаченные под завязку нацистской пропагандой, выпившие шнапса для храбрости, казалось, они не остановятся. Захлёбывался пулемет Дегтярева, выкашивая наиболее зарвавшихся, но с задней шеренги напирали, с лёгкой трусцой, атакующие переходили на быстрый бег, старались быстрее преодолеть простреливаемое пространство.

Красноармейцев в траншеи оставалось мало – две-трети личного состава уже выбыло, все проходы были завалены мёртвыми телами, зато в боеприпасах теперь недостатка не было.

- Батальон, гранаты к бою! - скомандовал майор Охрименко – дёрганый, с виска стекала кровь, он даже не знал об этом. Комбат высунулся из траншеи по пояс и… Рухнул обратно с простреленной грудью.

- Батальон, слушай мою команду! - с банка заорал батальонный комиссар Одинцов. – Гранатами, огонь! Приготовиться к контратаке!

Очередное звание представитель полит состава получил совсем недавно. Ходили слухи, что он часто собачился с комбатом, институт комиссаров формально упразднили, но склоки и непонятки продолжались. Как трудно порой смириться, что ты не один среди равных, а только второй. Но сегодня уже не собачились - с кем собачиться? У батальонного комиссара раздувались ноздри, глаза горели как у дракона.

Из траншеи, в наступающего противника, полетели гранаты - красноармейцы выбрасывали всё, что у них было. Передний край покрылся полосой разрывов, осколки десятками выкашивали наступающих, солдаты падали замертво. Атаку удалось остановить в двадцати метрах от траншеи. Снова ожил пулемёт Дегтярёва - немцы попятились, залегли, прикрываясь трупами товарищей, отступать на исходную приказа не поступало. Их самообладанию в этой ситуации можно было позавидовать. Огневая поддержка не заставила себя ждать - опушка ощетинилась огнём, пули рвали землю на бруствере, трясли кустарник на обратной стороне.

- Батальон, примкнуть штыки! За Родину! За Сталина! - звонко кричал батальонный комиссар Одинцов.

Это было ошибкой, не выигрываются баталии на голом энтузиазме, да и последний померк. Когда товарищ Одинцов принялся выбираться из траншеи и рухнул на косогорье вниз лицом.

Не все успели присоединить штыки, красноармейцы выпрыгивали из траншеи - кто с карабинами, кто сапёрными лопатками, покатилась орущая волна по склону. Огонь с опушки косил смельчаков, но половина добежала, схватилась с немцами, замелькали штыки и лопатки. Стрельба утихла, лишь иногда разражались одиночные выстрелы.

Свежие немецкие подразделения выступили из леса - солдаты бежали оскаленные, с засученными рукавами, с разгона врезались в толпу. Хлестала кровь, падали люди, сдавлено икал, пронзённые штыком унтер-офицер. Корчился в агонии командир 2-ой роты старший лейтенант Чумаков, теряя внутренности из распоротого живота. Красноармейцы выдыхались, отходили к траншее, их осталось совсем мало.

- Всем назад!.. Занять оборону! - надрывался выживший ротный командир Савельев. – Держаться, не отступать! Сержант Дёмин, разворачивайте пулемёты!