Летом 1910 года Первый Аргунский полк, в котором служил Унгерн, был направлен в Монголию для охраны русской дипломатической миссии в Урге. Там он близко сошелся с виднейшими монгольскими князьями и ламами, изучал туземный язык, интересовался религией буддистов, читал их священные книги.
Во время империалистической войны Унгерн служил в сводной Забайкальско-уссурийской казачьей дивизии. За бои в Восточной Пруссии был произведен он в войсковые старшины. Но вскоре военно-полевой суд приговорил его к трем годам крепости за избиение комендантского адъютанта в городе Тарнополе. Своего наказания по каким-то причинам он так и не отбывал. К этому времени относится аттестация, данная Унгерну его полковым бароном Врангелем. В ней было сказано: «Человек исключительной храбрости, но имеет в нравственном отношении весьма серьезный порок – постоянное пьянство. В состоянии опьянения способен на поступки, роняющие честь офицерского мундира, за что и был отчислен из полка в резерв чинов с понижением в звании».
Февральская революция застала Унгерна в Петрограде. Там он случайно встретился со своим давнишним знакомцем есаулом Семеновым. Семенов только что был принят премьер-министром и главковерхом Керенским, предложил себя в распоряжение Временного правительства и получил задание немедленно ехать в Забайкалье и формировать Бурят-монгольский конный полк для подавления революционных выступлений в крупнейших городах Европейской России.
Унгерн считал величайшим бедствием и позором свержение царского самодержавия и готов был присоединиться к кому угодно, чтобы только бороться «с разнузданной чернью», как презрительно величал он русских рабочих и крестьян. Он вызвался ехать вместе с Семеновым и быть его правой рукой.
Так свела судьба озлобленных, непримиримых в своей ненависти к революции, предприимчивых и жестоких людей. Забайкальский кулак-живоглот и захудалый немецкий барон с неукротимой энергией готовились к борьбе с революционным народом.
В Забайкальскую область они ехали вместе с группой других завербованных ими офицеров. Семенов был в своей офицерской форме, а Унгерн напялил на себя вишневого цвета монгольский халат с солдатским Георгием на груди и погонами на плечах. С этим одеянием он не разлучался потом вплоть до бесславного конца своего в степях Монголии. Всю дорогу курил он серебряную китайскую трубку-ганзу, штудировал русско-монгольский словарь, разговаривал по-монгольски и по-бурятски с хорошо знающим эти языки Семеновым.
Когда они вдвоем выходили из вагона на остановках и прогуливались по перронам, все обращали внимание на эту странную и неразлучную пару. Коренастый и большеголовый Семенов имел в своих жилах изрядную примесь монгольской крови. У него широкое и мясистое, с тупым подбородком лицо, глубоко посаженные черно-коричневые глаза и кривые, с толстыми икрами ноги кавалериста. Полной противоположностью ему был долговязый и белобрысый барон. Он был на три года старше двадцатидевятилетнего Семенова, а казался на несколько лет моложе. Держался он подчеркнуто и прямо. Небольшую, на длинной шее голову его покрывали белесые реденькие волосы. Довольно красивое лицо барона безнадежно портили бледные, молочно-голубые глаза. Когда он бывал трезвым и совершенно спокойным, они бездумно и размывчиво голубели. Но стоило ему напиться, как застилало их белым туманом. Бессмысленно и тупо таращились они на собутыльника, заставляя его вздрагивать и боязливо отодвигаться от хмельного барона. В гневе они делались безумными глазами убийцы. Холодная, змеиная сила их давила, гипнотизировала далеко не малодушных людей.