– Мне нужна, – ответила Пелагея.
– Зачем?
– За людей порадоваться. Дальше читай.
– «Солнце сияет, а радости нет, – стал читать Печкин. – Спина у меня ноет, и пенсия маленькая. Если у тебя есть лишние деньги, пришли мне. Я куплю поросёнка и что останется верну».
– Ну, всё, – сказал Печкин, – я пошёл.
– Как пошёл! – закричала Пелагея Капустина. – Она мне завсегда про Ваську своего пишет. Читай мне про Ваську.
Печкин понял, что не получилось, стал читать про Ваську.
– «А Васька мой пошёл на курсы шофёров, старый дурень. А платить приходится мне. Приходит домой поздно, весь в саже. Как будто он не шофёр, а кочегар».
– Всё, – сказал Печкин, – дальше ничего нет. Телефон кончился.
В самом деле, телефон не кончился, там ещё много чего было. И про внучку Варьку, которая в школу пошла, а школьную форму носить не хочет. И про то, что соседский петух «клювается». Просто Печкин считал, что всё это лирика, детали, а главное он уже прочитал.
Пошёл Печкин к бабушке Евсевне с горушки. К той, которая к брату Симеизу писала в город Симеон. И стал ей письмо из Симеиза читать:
– «Дорогая ты моя Любочка!»…
«Ничего себе, – подумал Печкин, – а я и не знал, что она Любочка. Я думал, что она Евсевна». И стал дальше читать:
– «…свет ты мой в окошке, розочка моя!..» – Печкин на Евсевну посмотрел и подумал: «Она скорее на одуванчик похожа». – «Птичка моя, соловей…»
Печкин снова взглянул на Евсевну: «Скорее уж курочка…»
– «Как ты хорошо пела «Помню, я ещё молодушкой была…»
«Она уже и тогда вспоминала свою молодость, – подумал Печкин. – Сколько же ей лет? Не меньше двухсот. Такую старость надо уважать».
– В общем, он тебя в гости приглашает в город Симеиз, – закончил Печкин.
Он пока к бабушке Евсевне шёл, всю почту прочитал и сообщил ей самое главное.
Если всем читать, что «… у нас курей двадцать штук, а несётся только десять…» и «…что у нас крыша в сарае прохудилась, хотя совсем ещё новая…», – это ж никаких сил не хватит и времени.
Но даже в коротком варианте Печкин читал с утра до вечера. Он так и мотался целыми днями.
К бабушке Евсевне он нёс «симимески». Потом деду Сергею с горушки тащил «сымысики». А Пелагее Капустиной приносил «сымысиськи». Он даже к дяде Фёдору бегал, «эсемески» носил.
Печкин был вынужден ему читать:
– «Ты, дядя Фёдор, ботинки новые носи, не экономь. Ботинки нечего жалеть, надо жалеть своё здоровье».
Он говорил:
– Ты, дядя Фёдор, маму не слушай. Чем босее, тем здоровее. Кто босиком гуляет, тот больной не бывает. Это народ придумал.
В самом деле, народ ничего такого не придумывал, просто Печкину понравилось, как он складно сказал. И он решил это народу приписать.
А бабка Евсевна вообще надумала своим деревенским «сымысиськи» посылать. Особенно Пелагее Капустиной. Чуть что, сразу пишет:
«Пелагея, у меня блины поставлены, а масла подсолнечного нет. Срочно иди ко мне».
Печкин как прочитал, так за голову схватился:
– Слушай, Евсевна, не буду я такие письма носить. Если бы что важное в письме было, например про лекарства или про пожар, или «срочно вылетай ко мне самолётом», я бы такие письма стал носить. А про подсолнечное масло не буду.