Джейми понял свою ошибку.

– Черт, – прошептал он, побледнев.

– Плохо, деда! – с упреком посмотрел на него Джемми. – Это плохое слово, да, мама?

– Да, – ответила Брианна и сердито глянула на Джейми. – Придется дедушке вымыть рот с мылом, правда?

У Джейми был такой вид, как будто он уже наелся мыла – и очень едкого.

– Правда, – ответил он и откашлялся. Краска с лица полностью исчезла. – Я должен извиниться перед леди. – Джейми церемонно поклонился мне и Брианне. – Je suis navré, Madames. Et Monsieur[53], – добавил он, обращаясь к Роджеру. Тот едва заметно кивнул, не сводя глаз с Джемми, хотя веки его были опущены и он старательно скрывал любое выражение эмоций.

Круглое личико Джемми при этом выражало полный восторг, как это бывало всегда, когда в его присутствии говорили по-французски, и – к чему, видимо, и стремился Джейми – он сам поспешил добавить пару слов на прекрасном языке искусства и рыцарства.

– Frère Jacques, Frère Jacques…[54]

Роджер посмотрел на Бри, и что-то проскользнуло в воздухе между ними. Он наклонился и взял Джема за другую руку, перебивая его песенку.

– Ну что, малыш, умеешь так делать?

– Frère… Что делать?

– Посмотри на дедушку, – показал Роджер на Джейми, и тот, сделав глубокий вдох, быстро высунул язык и свернул трубочкой.

– Можешь так? – спросил Роджер.

– Конечно, – просиял Джемми и высунул язык. Плоский.

Все одновременно выдохнули. Не заметив этого, Джемми подобрал ноги и повис на руках Роджера и Джейми, а потом вновь встал на пол и повторил свой изначальный вопрос.

– У деда есть яйца? – спросил он, дергая папу и дедушку за руки и запрокидывая голову, чтобы посмотреть на Джейми.

– Да, дружок, есть, – с иронией ответил Джейми. – Хотя не такие большие, как у твоего папы. Идем уже.

Джемми повис между ними, как обезьянка, подтянув колени к подбородку, и под звуки его незамысловатой песни Роджер и Джейми вытащили малыша наружу.

Я раскрошила руками сухие листочки шалфея, и они серо-зелеными хлопьями упали на горящие угли. Солнце висело над каштанами, но небольшое кладбище уже накрыла тень, и костер горел ярко.

Мы впятером собрались вокруг гранитной глыбы, которой Джейми отметил могилу незнакомца. «Нас было пятеро, и мы выложили диаграмму с пятью оконечностями», – писал он в дневнике. Мы единодушно решили, что это не только ради человека с серебряными пломбами, но и ради его четырех неизвестных напарников, а еще ради Дэниела Роулингса, чью новую и последнюю могилу устроили под рябиной неподалеку.

От небольшого чугунного котла поднимался бледный ароматный дым. Я взяла и другие травы, но знала, что для тускарора, чероки и могавков шалфей был священным растением, чей дым считался очищающим.

Растерев можжевельник меж пальцев, я тоже бросила его в костер, а затем добавила руту душистую, которую еще называли «благодать-травой», и розмарин – на память.

Вечерний ветер шелестел листвой, а сумерки подсветили серый дым, сделав его золотым. Он поднимался все выше и выше к небосводу, где его ждали едва заметные звезды.

Джейми задрал пламенно-рыжую голову – такую же яркую, как костер у его ног, – и посмотрел в сторону запада, куда улетали души мертвых. Он тихо заговорил на гэльском, но мы понимали – слова всем нам уже были знакомы.