— А мне бы чайку… с мятой и чабрецом, — оторвавшись от мобильного, задумчиво произнес лысый мужчина, с рыхлым, в оспинах, лицом. — И стопку под водку дай.

— Так сколько водочных рюмок принести? — едва сдерживая зевоту, уточнил астеничный официант.

— Я тоже махну для сугреву! — Виолетта Семеновна потерла друг о друга свои толстые лапки с пальцами, густо унизанными золотыми кольцами. Так же, как и у хостес, от природы тяжелые черные волосы Виолетты годами нещадно вытравлялись, пока не получили вожделенный оттенок блонда. Виолетта была смуглолица и черноброва, ее вполне можно было бы принять за хозяйку этого ресторана.

Но едва она открывала рот, как экспрессия и легкий, но уловимый выговор, выдавали в ней наличие украинской крови.

— Да и я не откажусь, — игриво покосился сначала на Виолетту, а потом на штоф Петя.

— Короче, всем стопки неси, — махнул рукой лысый. — Да побыстрее, любезный!

Все это время шатенка молчала. Правой рукой она что-то быстро писала в мобильном, лежавшем перед ней на столе, а в левой держала пучок зелени и время от времени, тщательно прожевав, откусывала от пучка.

Через пару минут, когда официант принес рюмки, шатенка убрала телефон в сумочку.

— Господа! — ослепительно улыбнувшись, обратилась она к собравшимся. — Хотелось бы напомнить, что собрания ордена проходят вовсе не для мелких, пустых споров.

Виолетта Семеновна сочно хмыкнула, а у Татьяны Федоровны еще больше заострился носик на бледном пергаментном лице.

— Мы — больше, чем друзья, — привстала шатенка, зажав в тонких нервных пальцах стопку с водкой. — Больше, чем партнеры, — чокнувшись с державшим наготове рюмку Петей, продолжила она. — Мы…

— Избранные! — то ли с иронией, то ли с гордостью громко выкрикнул с места лысый.

— Именно, — словно обдумывая про себя следующую фразу, задумчиво опустила голову шатенка. — И потому добро пожаловать на двадцать вторую встречу нашего ордена!

Будто паря на цыпочках по воздуху, она ловко обошла стол и чокнулась с каждым.

Когда она присела обратно на свое место и приступила к еде, предусмотрительно положенной ей на тарелку Петей, со всех концов стола раздался шум заждавшейся посуды — собравшиеся были голодны.

Судача о пустяках, все, кроме шатенки, цедивший одну стопку, выпили по третьей, и в кабинете потекла откровенная беседа.

— Короче, Тимофеич, — обращаясь к сухонькому темноволосому мужчине хвастал лысый, — сделал вчера МРТ головы. И прикинь — ничего не нашли! Рассосалась!

— Ага, и моя простата окончательно заткнулась! — Темноволосый поковырялся в мисочке с маринованными грибами и выудил из сероватого желе крупного опенка. — Потому что наша Инфанта — богиня! — Он сложил в трубочку обветренные губы и, глядя на шатенку, чмокнул губами, обозначив поцелуй.

— А у меня миома рассосалась, — повела округлыми плечами Виолетта Семеновна. — Три года, блять, наблюдалась… Вчера помощница на монитор глаза вылупила: ничего нет.

Татьяна Федоровна тут же нахохлилась:

— Как это ты, ведущий гинеколог престижной клиники, не могла себе три года какую-то миому вылечить? Ну, вырезала бы ее — всего и делов…