Вот во время этого круиза мы должны были очень многое доснять. Туда я взяла с собой маму, нам дали «люкс», который являлся и декорацией, потому что все, что мы там снимали, сцены мадам Вонг, где она собирает свою «команду», своих помощников и убивает одного предателя, а в это время из окна подглядывает главный герой, снимались именно в этом «люксе», где мы жили с мамой.
А на этом корабле одновременно с нами плыл Александр Розенбаум с супругой. Они, я так понимаю, должны были принимать участие в концерте. И вот однажды он зашел к нам в номер, познакомился со мной и с мамой, взял гитару, и сразу пришла вся наша съемочная группа. Он устроил мини-концерт прямо в этом «люксе». Позже, когда мы встречались на концертах или в Ленинграде, или в нашем Концертном зале «Россия», обязательно об этом вспоминали. Этот вечер был незабываемый.
И вот как раз на этой «Грузии» мы снимались с Сашей Абдуловым. Придумывали очень много интересных ходов, сюжетов. И, надо сказать, у меня это была единственная с ним творческая работа. В работе Саша был достаточно жестким и очень требовательным и к себе и ко всем, всегда хотел все переделать и, конечно, ему хотелось быть всегда главным. Даже в одной сцене я ему так тихо сказала: «Саша, Саша, мадам Вонг – я. Давай мы все-таки тут закончим сцену моей репликой, как бы я должна тебе что-то приказывать». Он посмотрел очень серьезно и говорит: «Да-да, наверное, ты права, да-да-да, надо». Но в то же время он очень гордо, очень, как бы сказать, независимо провел свою роль. Роль, которая вроде бы – и помощник и не помощник, и друг и не друг. Все там – действительно тайна мадам Вонг, и какие там взаимоотношения – понять совершенно невозможно.
Потом вся наша команда поехала в Гонконг на съемки, но мне там делать было абсолютно нечего, поэтому меня не взяли. И вот наконец остается один из самых последних кадров, когда в бухте взрывают мою «Калидонию». Я должна бежать, быть в лодке и издалека смотреть, как она вдруг неожиданно взрывается со всем золотом, со всем богатством.
В этот день был небольшой шторм, два с половиной балла, в принципе, совсем немного, но ощутимо, особенно если ты в лодке, ее качает – и довольно сильно, причем в открытом море, не у берега. Так вот, мы должны были снимать эту сцену, и должен был грести один моряк, такой мощный, сильный – моя правая рука. Но в этот день уже никого из моряков, простите, с южнокорейской внешностью не было. Мы снимали-то не в Алма-Ате. А из Алма-Аты приехали на эту съемку один бухгалтер (главный бухгалтер студии) и один редактор, которые должны были проверять, что у нас происходит и как идет съемочный процесс. И вот, эти двое, по велению режиссера, с нами на этой «моей» «Калидонии».
Была, естественно, целая команда каскадеров, которые подготовили, как в море все взрывается и море горит. Это же надо было снять. Бочки с чем-то, все было раскидано – и все это надо зажечь. А мы должны были быстро отплывать. Я смотрю на предполагаемого «моряка», которого мне дают. Режиссер что-то пошушукался с одним и со вторым, одного вроде как отмел, другого в таком костюмчике черненьком, в галстучке, белой рубашечке, одели во что-то такое типа морской формы, в общем, как-то сделали из него моряка. Но самое главное другое – погода портится, сейчас будет дождь, давайте срочно снимать, времени нет – как всегда в кино, – суматоха, кошмар. Я стою наверху и подхожу все-таки к Степе и говорю: «Степа, а вы все проверили? Когда это все загорится, как мы успеем отплыть?» – «Ну что ж ты такая трусиха! – сказал он мне. – Тут же работают профессионалы». Я говорю: «Ну это же море. “Мотор”, – и он должен зажигать. Мы успеем?» – «Не бойся, успеем». Я на всякий случай мужу и ребятам-морякам говорю: «Ребят, режиссер режиссером, но мне “жить хочется”, давайте вот эту вторую веревочку подтянем, если что, тяните». Пучинян только хитро улыбается: «Все будет нормально!»