— А себя?
— Что?
— Себя тебе не жалко?
Она молча смотрела на меня, сжав челюсти. Через некоторое время ее лицо расслабилось.
— А ты знаешь, какая мать была у Хелен?
Я покачал головой.
— Пьянчуга, — сказала она. — На протяжении двадцати лет таскалась в один и тот же бар, пила и курила, пока не загнала себя в могилу. А когда она умерла, никто из собутыльников не пришел на похороны. И не потому, что они ее не любили, а потому, что не знали, как ее фамилия. — На миг ее глаза затуманились. Хотя как знать, быть может, мне это только показалось. — И ее мать была примерно такой же. Я не знаю в нашей семье ни одной женщины, которая хотя бы школу закончила. Они тратили свои жизни на мужиков и пьянку. Через двадцать два года, когда Клер будет поступать в магистратуру, а мы будем жить в доме, где основным видом развлечения являются отнюдь не тараканьи бега, где никогда не отключают за неуплату электричество и где тебя не будят в шесть утра звонком в дверь, чтобы напомнить о просроченном кредите, — одним словом, когда я заживу той жизнью, какой хочу жить, вот тогда ты и сможешь меня спросить, жалею ли я о своей потерянной юности. — Она сложила ладони. Со стороны могло показаться, что она молится. — Но пока это не осуществилось, я, если не возражаешь, буду спать как младенец.
— Младенцы каждые два часа просыпаются и плачут.
Аманда мягко улыбнулась:
— Значит, буду каждые два часа просыпаться и плакать.
Несколько минут мы сидели молча, не зная, что сказать друг другу. Мы смотрели на реку. Кутались в свои куртки. Потом мы встали и пошли к остальным.
Хелен и Тадео стояли перед внедорожником. Видок у них был еще тот — они затравленно озирались и без конца переминались с ноги на ногу. Софи держала на руках Клер и смотрела на Аманду глазами, в которых сквозило почти религиозное благоговение.
Аманда забрала у Софи Клер и окинула взглядом свою странную компанию.
— Патрик решил добираться общественным транспортом. Попрощайтесь с ним.
Все трое помахали мне. Софи сопроводила свой жест еще одной виноватой улыбкой.
Аманда сказала:
— Тадео! Ты вроде просил высадить тебя в Бромли-Хит?
— Ну да, — ответил Тадео.
— Сначала отвезем Тадео, потом Хелен. Софи, ты поведешь. Ты в состоянии?
— Конечно. Я уже несколько дней ничего не принимала.
— Вот и хорошо. Только нам надо будет сделать остановку на Первом шоссе, возле супермаркета «Костко». Там есть детский отдел.
— Паршивое время, чтобы игрушки покупать. Канун Рождества.
Она скривилась:
— Мы не за игрушками. Нам нужно детское кресло. Я не собираюсь везти ее до Беркшира без автомобильного кресла. — Она погладила Клер по голове. — Не такая уж я безответственная мать.
Я пешком дошел до автобусной остановки. Доехал до станции метро, а оттуда — до аэропорта Логан. Аманду я больше никогда не видел.
Я встретил жену и дочь в терминале С. Вопреки моим ожиданиям, дочь не бросилась мне на шею. Она спряталась за маминой ногой, охваченная редким у нее приступом застенчивости, и только осторожно поглядывала на меня из своего укрытия. Я подошел и поцеловал Энджи. В это время я почувствовал, как кто-то дергает меня за штанину. Я посмотрел вниз и обнаружил Габби. Личико у нее было слегка припухшим — видно, спала в самолете. Она подняла ко мне ручки: