— Главное, не беспокойтесь и учтите, что я знаю вашу историю.
— Я хотел пойти к ней сегодня утром, — вздохнув, сказал Мартен. — Я дал себе слово лечь спать и встать пораньше, чтобы поздравить дочку с Рождеством.
— Я и это знаю.
— Но у меня всегда получается не так, как хочется. Каждый раз я даю себе зарок, что выпью не больше одной рюмки.
— У вас только один брат, месье Мартен?
— Да, Жан. Он младше меня на шесть лет. Больше всего на свете я любил его, мою жену и дочку.
— Вы не любите золовку?
Мартен растерянно вздрогнул и смутился:
— Не могу сказать ничего плохого о Лорен.
— Вы доверили ей свою дочь, не правда ли?
— Конечно. Моя жена умерла, я стал терять почву под ногами…
— Понимаю. А ваша дочка счастлива?
— Думаю, что да. По крайней мере, никогда не жалуется.
— Вы не пытались изменить свой образ жизни?
— Каждый вечер я даю себе слово, что покончу с этим, а назавтра все начинается сначала. Я даже ходил к доктору, и он дал мне кое-какие советы.
— И вы им следовали?
— Несколько дней. Когда я снова пришел к нему, он очень торопился, сказал, что у него нет времени заниматься мною и что мне лучше всего лечь в специальную клинику.
Мартен протянул руку к стопке, но вдруг заколебался, и Мегрэ, чтобы его подбодрить, залпом выпил свою.
— Вы никогда не встречали у золовки мужчину?
— Нет. Думаю, что в этом ее обвинить нельзя.
— Вы знаете, где познакомился с ней ваш брат?
— В маленьком ресторане на улице Божоле, где столовался, когда бывал в Париже между поездками. Ресторан находится близко от его конторы и от магазина, где работала Лорен.
— Долго продолжалось их знакомство до замужества?
— Точно не знаю. Жан на два месяца уехал, а вернувшись, сообщил мне, что женится.
— Вы были свидетелем на свадьбе?
— Да. А свидетельницей невесты была хозяйка меблированных комнат, где жила Лорен. У нее нет родственников в Париже, в то время она уже была сиротой. А в чем дело? Случилось что-нибудь неприятное?
— Пока еще не знаю. Какой-то человек в костюме Деда Мороза проник сегодня ночью в комнату Колетты.
— Ночью?! Что ему было нужно?
— Он подарил куклу. Когда Колетта проснулась и открыла глаза, она увидела, что он приподнимает планки паркета.
— Странно… Как вы полагаете, вид у меня приличный? Могу я зайти к дочери?
— Через несколько минут. Если хотите, можете побриться и почистить костюм здесь, у меня… А не мог ваш брат что-нибудь спрятать под паркетом?
— Жан? Никогда в жизни!
— А если бы ему нужно было что-нибудь утаить от жены?
— Что вы! Вы его не знаете! Он никогда ничего от нее не скрывает. Возвращаясь из поездки, отдает ей полный отчет, как хозяину. Она точно знает, сколько у него в кармане денег.
— Она ревнива?
Мартен промолчал.
— Вы поступите правильнее, если скажете мне все, что думаете. Речь идет о вашей дочке.
— Не думаю, чтобы Лорен была так уж ревнива, но она корыстна. По крайней мере, так утверждала моя жена. Она ее не любила.
— Почему?
— Она говорила, что у Лорен слишком тонкие губы, что она слишком холодна, слишком вежлива, всегда себе на уме. По мнению жены, она бросилась на шею Жану из-за его положения, квартиры, будущего…