— И он ничего тебе не сказал?

— Мне кажется, он улыбнулся. Но я в этом не уверена: борода у него густая и было не очень светло. Зато я ясно видела, как он приложил палец к губам, чтобы я никого не звала. Взрослым не полагается с ним встречаться. А вы-то разве его видели?

— Очень давно.

— Когда были маленьким?

Он услышал шаги в коридоре. Дверь открылась, и вошла мадам Мартен, в сером костюме, бежевой шляпе, с сумкой для провизии в руке. Она, видимо, замерзла. Лицо ее осунулось и побледнело. Наверное, она торопилась домой и поднималась по лестнице бегом, так как на щеках у нее выступили два красных пятна и дыхание было учащенное.

Войдя, она даже не улыбнулась и лишь спросила у Мегрэ:

— Девочка вела себя хорошо? — Потом, снимая жакет, продолжила: — Прошу прощения, что заставила вас ждать. Мне нужно было сделать много покупок, пока не закроются магазины.

— Вы никого не встретили?

— Что вы имеете в виду?

— Ничего. Я только хочу знать, не пытался ли кто-нибудь с вами заговорить.

У нее было достаточно времени, чтобы побывать гораздо дальше, чем на улицах Амело или Шмен-Вер, где находится большинство лавок этого квартала. Она успела бы даже, взяв такси или воспользовавшись метро, доехать почти до любой точки Парижа.

Жильцы дома, как видно, были настороже, и мадемуазель Донкер зашла спросить, не нужна ли она еще.

Мадам Мартен, конечно, сказала бы нет, но за нее ответил Мегрэ:

— Не посидите ли с Колеттой? Мы побудем в соседней комнате.

Старая дева поняла, что он просит отвлечь внимание ребенка, пока поговорит с мадам Мартен. Та, несомненно, тоже все поняла, но не показала виду.

— Сюда, пожалуйста! Я только разгружу сумку.

Она отнесла провизию в кухню, сняла шляпу и немного взбила свои светлые волосы. Потом, закрыв дверь, обратилась к Мегрэ:

— Мадемуазель Донкер очень возбуждена. До чего же ей повезло, правда? Особенно если она собирает газетные статьи об этом комиссаре. И вот в один прекрасный день этот комиссар попадает к ней в дом… Вы позволите?

Она вытащила из серебряного портсигара сигарету, размяла двумя пальцами, щелкнула зажигалкой. Быть может, этот жест и побудил Мегрэ осведомиться:

— Вы нигде не работаете, мадам Мартен?

— Мне было бы трудно работать и вести хозяйство, да еще заниматься девочкой, даже теперь, когда она ходит в школу. Кроме того, мой муж против.

— Но до знакомства с ним вы работали?

— Разумеется! Надо же было зарабатывать на жизнь. Может быть, присядете?

Мегрэ сел в дачное плетеное кресло. Мадам Мартен продолжала стоять, привалившись к краю стола.

— Вы были машинисткой?

— Угадали.

— Долго?

— Сравнительно долго.

— Вы еще работали, когда встретили Мартена? Простите, что я задаю вам эти вопросы.

— Такая уж у вас профессия.

— Вы вышли замуж пять лет назад. Где вы тогда работали? Да, еще. Могу я узнать, сколько вам лет?

— Тридцать три. Тогда мне было двадцать восемь, и я работала у месье Лорийе, в Пале-Рояле[3].

— Секретаршей?

— У месье Лорийе был ювелирный магазин. Точнее говоря, там продавались сувениры и старинные монеты. Представляете себе эти старинные лавки в галереях Пале-Рояля? Я была и продавщицей, и секретаршей, и бухгалтером. К тому же замещала хозяина в его отсутствие.