— Не думал, что ты способна судить людей так строго. — В глубине низкого голоса отсутствовали всякие эмоции.
— Похоже, это сюрприз для нас обоих, — честно призналась Перл. Как же ты не поймешь, что я тебя люблю, задала Перл немой вопрос. Как ты можешь хотеть Глорию и меня одновременно?
— Ты понимаешь, что привлекаешь меня? — спросил Патрик.
— Сексуально? Да, — кивнула девушка. — Если можно так сказать, мы высекаем искры друг из друга, но я уверена, что с тобой это происходит не впервые. — Ее сердце билось так сильно, что она опасалась, как бы Патрик не услышал этот стук. — Тебе кажется, что нет ничего плохого в обладании кем-то…
— Подожди! — резко оборвал Вебер, его глаза зловеще потемнели. — Я тоже не вступаю в случайные связи. Не отрицаю, у меня были романы с женщинами, но ты же не ожидала, что в сорок лет я останусь монахом? Воздержание годится только для импотентов и евнухов, а я нормальный мужик, дорогая. Это не означает, что я веду себя как ополоумевший сексуальный маньяк. Каждый мой роман имел какой-то смысл и продолжительность.
— Но ты же не любил их, — сдавленно заметила Перл, почувствовав укол ревности.
— Нет. — Патрик спокойно посмотрел на нее. — Было бы лучше, если бы я притворялся, что любил? Если бы лгал?
— Значит, не будешь любить и меня, — продолжила девушка, не обращая внимания на его слова.
— Это не имеет значения. — Голос Патрика смягчился. — Почему это должно мешать нам узнать друг друга.
— В постели, — печально уточнила девушка. — Смешнее не скажешь.
— Не обязательно, — улыбнулся Патрик. — Если хочешь, я могу придумать другие варианты.
— Не хочу. — Она не поддалась на его шутку. — Ты не понимаешь, что ли? Ты пытаешься меня соблазнить, предупредив, что я для тебя ничего не значу. Можешь называть это честностью, но я бы определила это как свинство.
Лицо Вебера налилось густой краской.
— Ты, вероятно, надорвешься от смеха, но, отдаваясь, я хочу, чтобы это было навсегда. — Перл постаралась понизить зазвеневший голос. — Я хочу, чтобы мой мужчина считал меня самой любимой и неповторимой, самой большой ценностью на свете. Я хочу иметь дом, детей…
— И тапочки у камина? — продолжил Патрик с убийственной холодностью.
— Вот именно. — Она проигнорировала насмешку. — Я не хочу ломать голову, кто следующая, и рассматривать каждую знакомую как потенциальную замену.
— Черт возьми! — выругался Патрик сквозь зубы. — Ты говоришь так, будто изменять могу только я.
— Да. Потому что знаю себя. Может, твои женщины ведут себя по-другому, тебе лучше знать, но я не могу отдать себя без любви. И мы оба знаем, что это невозможно. А ты не можешь позволить себе полюбить меня, — добавила Перл, глядя в побелевшее лицо Вебера. — Даже если у тебя и было бы такое желание, которого, впрочем, нет.
— Невозможно. Да, понимаю. — Он отстранился от Перл духовно и физически, хотя телом не передвинулся и на дюйм. — Значит, нам нужно прекратить эту дискуссию. Спасибо за искренность.
Патрик Вебер повернулся и пошел к двери. Потоки любви и страстной нежности, захлестнувшие душу, толкали Перл следом, но ей удалось устоять. На помощь пришла злость. Как он может так ранить? Даже не попытался понять ее. Перл испытывала огромную боль из-за безысходности. Она любила и ненавидела одновременно, и сердце девушки болело от беспросветной безнадежности.