Была она не юна отнюдь. Лет ей было двадцать шесть или двадцать семь, но голову она почти не покрывала, как незамужняя. И правильно, потому что волосы ее были чудесны. Густы, длинны и причудливо скручены под заколкой. Они были редкого цвета, цвета средины соломы золотой с жемчугом белым.

Больше в ней ничего не было привлекательного, и сначала говорила она с Волковым холодно, из вежливости только, и косилась на него и рассматривала исподтишка, а потом вдруг стала говорить ласково. Увидев, что он не взял себе одного блюда, что лакей разносил, она произнесла:

— Напрасно вы бараньими котлетами пренебрегаете, господин Эшбахт. То бараны наши, и у нас они хороши, папенька сам старых баранов не любит, оттого котлеты берут от самых молодых.

— Не премину попробовать в следующий раз, — заверил ее кавалер, хотя было ему совсем не до котлет сейчас. Он все еще не мог отойти от потери денег и того стыда, с какой он испытывал, когда с ними расставался. Память об унижении, что пережил он недавно, его особенно терзала, хоть два стакана вина ее чуть и притупили.

— Отчего же ждать до следующего раза, — громко сказала Элеонора Августа. — Лакей, подай котлеты господину Эшбахту.

Все посмотрели в их сторону, а граф спросила с улыбкой:

— Вам понравились котлеты, кавалер?

— Он забыл их взять, папенька, — объяснила Элеонора Августа.

— Так следите за гостем, Элеонора, — сказала граф. — Надо, что бы он все попробовал. Повара у нас лучшие в округе, только у Епископа Маленского не хуже, да и то вряд ли.

— Да, папенька.

— Да-да, дорогая моя, приглядывайте за ним, кавалер пережил тяжкий разговор, — сказал граф, посмеиваясь, — лицо его было таковым, что я боялся, что за железо он возьмется. Жирному бюргеру было бы несдобровать, не отведи я нашего гостя от него.

— Да, папенька, пригляжу, — обещала девушка.

— Неужто по моему лицу было видно, что желаю я разрубить голову этого мерзавца? — спросил Волков.

— Да от ваших глаз можно было свечи разжигать, — ответил граф и все за столом рассмеялись.

После, когда обед был законен, граф и его старший сын встали, Волкова проводить, и Элеонора Августа была при них. А у дверей уже граф, как радушный хозяин, спросил:

— Понравился ли вам обед, кавалер?

— То был лучший обед, что был у меня в этом году, — ответил Волков.

— Вот и прекрасно, — обрадовался младший граф фон Мален, Волков вспоминал, что, кажется, звали его Теодор Иоганн, — раз так, то приглашаем вас к нам в Мален на день святых Петра и Павла двадцать девятого числа. То дни, в которые наш епископ читает проповедь сам, а также в городе будут празднования. Коммуны и гильдии будут ходить по городу, а вечером буду плясать на Главной площади. Приезжайте к нам в Мален.

Хоть и было это приглашение крайне лестное, но Волкову было не до празднеств. Он все еще трясся от мысли, что какой-то подлец из кантона отобрал у него кучу денег, и было то не без участия старшего графа.

— Если изыщу возможность, то обязательно буду, — уклончиво ответил он.

— Нет-нет, так не пойдет, — сказал граф отец. — Вы уж обещайте, вот и Элеонора Августа вас о том просит.