— Да? Верни мне её. Сейчас же.

Я распахнула глаза. Глаза Мая блестели. Мне казалось, что сейчас в его глазах отражаются молнии.

— Жду…

Я подавила волнительный вздох, понимая, к чему приведёт внезапно возникшее увлечение рисованием Мая. Сейчас он казался мне невероятно красивым, как никогда ранее. Он весь был словно оголённый нерв.

Май никогда не прятал свои эмоции, и сейчас тоже не стал этого делать. Он смотрел на меня с жаждой, которая не угасала.

Да, я иногда боялась, что наши страстные отношения, возникшие на почве секса, окажутся недолговечными. Но вопреки всему мы — были и есть. Вместе.

Поэтому мои пальцы, покорные его воле, мгновенно схватились за пуговицы, расстёгивая их одну за другой.

Одна пуговица, за ней вторая… Третья. И моё тело начинает дрожать от предвкушения и томительного ожидания, разливающегося жаром по всему телу. Май смотрит на меня, не шевелясь. Он позволяет мне самой обнажиться перед ним. Я сняла рубашку и протянула Маю. Под рубашкой у меня не было ничего.

— Отбрось в сторону, — мотнул головой Май.

Он нарочно медленно обвёл меня взглядом. Дьявольски прекрасным и ледяным, заставляющим гореть. И моя реакция на него всё та же — острая и невозможно чувствительная. Потому что стоило Маю опустить глаза на грудь, как соски заныли и вытянулись вперёд. Я дышала уже тяжелее, замечая, как меняется его лицо, понимая, как ему нравится то, что он видит.

Май молчит. Слышен только частый перестук капель дождя и мне кажется, что ритм моего сердцебиения подстраивается под этом сумасшедший пульс жизни.

— Можно рисовать дальше?

Карандаш в умелых пальцах Май превращается в инструмент тонкой и изощрённой пытки лаской. Острый кончик ведёт по нежной коже шеи, к груди. Он обводит контуры груди и приближается к ареоле. Лёгкое нажатие, миниатюрный, острый укол боли заставляет меня покачнуться на месте.

— Мне нравится. Кажется, контур уже готов. Можно переходить к следующему этапу.

Пальцы Мая замирают над кистями. Через мгновение он берёт одну из чистых кистей. Широкими ровными мазками он начал водить ею по щекам и скулам. Немного ниже — проводит мягким ворсом по губам. Ещё раз и ещё. Нежно и осторожно, чувственно. Приятно до дрожи.

Шею и ключицы, ярёмная впадинка и ложбинка между грудей. Кожа покрывается мурашками. А потом мягкий ворс кисти касается соска. Май улыбается, как дьявол, спрашивая:

— Я — способный ученик, Ника? Достаточно хорошо рисую?

— Очень, — выдыхаю я и вновь судорожно вдыхаю раскалённый воздух.

— Продолжать или оставить рисунок незаконченным?

— Продолжай, — едва не умоляю его, потому что кисточка обводит пики сосков, щекоча их. А тело само подаётся вперёд, за добавочной порцией изощрённого удовольствия.

Май не просто водит кисточкой по моей коже. Он рисует на мне карту своих побед. Карту сражений, в каждом из которых — теперь точно знаю — так сладко проигрывать и покоряться. Поэтому я позволяю ему играть по его правилам.

Потому что когда я проигрываю ему, в итоге выигрываем мы оба.

— Нравится? — спрашивает Май, беспрерывно лаская меня.

— Нет. Не нравится. Я без ума от того, что ты со мной вытворяешь, — шепчу я, уже едва не срываясь на стоны.