Но дальше? Чем дальше на запад Украины – тем, как правило, ниже прорусские настроения.

Начался бы вал протестов, гражданские стычки, манифестации «за» и «против», драки, вой в СМИ. И даже если бы удалось удержать ситуацию (в чём есть огромные сомнения), на ближайших выборах Януковича очевидным образом не переизбрали бы.

И что, российской армии пришлось бы пойти, сопровождаемой улюлюканьем, домой? А зачем она приходила тогда?

Возьмём другой вариант: Россия могла ввести войска и сохранить полностью две независимые области – Донецкую и Луганскую.

Но как бы на это посмотрел Харьков? С его десятками, если не сотнями тысяч пророссийских активистов, митинговавших неделями?

Русские встали бы на границе и молча бы смотрели, как там давят людей, ждущих помощи? Или войти и в Харьков тоже? А потом? И в Запорожье направить танковый клин? И в Днепропетровск? И в Чернигов?

Вновь ведь начинается сказка про белого бычка. Вернее, про бычка кровавого.

Взять Крым было возможно, Крым этого жаждал. Взять всю Украину – нет.

Никакого пресловутого «хитрого плана Путина» не было просто потому, что его не могло существовать в принципе. Ситуация сложилась патовая.

Неуёмные московские аналитики твердят: хотя бы Луганску и Донецку надо было помогать лучше. Да, в этом есть безусловная правда.

С другой стороны, министр информации ДНР Виктор Яценко сказал мне как-то: Россия помогала ровно настолько, насколько жители Донбасса сами были готовы участвовать в борьбе за свою свободу. «Помощь была соразмерна вкладу здесь», – спокойно констатировал Яценко, как про очевидный факт.

Позже, один неплохо осведомлённый человек в Москве, будто в подтверждение слов донецкого министра (которых он, тем не менее, никогда не слышал), говорил мне: изначально речь шла о том, что Донбасс выставит сорок тысяч ополченцев. Не то чтоб существовал подобный приказ – кто и кому мог приказывать весной и в начале лета? – но были такие ожидания. А Донецкая область выставила к тому моменту четыре тысячи бойцов. Поэтому ориентировались на эти четыре тысячи. И ещё на примерно такое же количество бойцов в Луганской области. (Плюс добровольцы из России.)

В итоге к середине лета расклад был плюс-минус следующий: 10–12 тысяч ополченцев против 44 тысяч бойцов ВСУ и добровольческих батальонов (цифры Минобороны Украины).

Люди на Донбассе готовы были голосовать, они всем сердцем, с радостью и готовностью приняли возможность вернуться в Россию. Но убивать за это они не хотели. Не были готовы! И это можно понять.

Никаких аналогов «Правого сектора» на Донбассе не было и в помине.

Кто-то из донецких моих собеседников с некоторым сожалением признал: взинченность, мотивированность и, что скрывать, озлобленность активистов киевского Майдана была повыше и пожарче, чем спокойное и твёрдое желание жителей Донбасса держаться от новой киевской власти подальше.

Между тем, даже наспех к июню собранная армия в сорок тысяч безусловно удержала бы за собой Донецкую область целиком. Исключительно своей – очевидной и наглядной! – массой.

Вместо этого в городках региона стояли гарнизоны ополченцев в несколько десятков человек.