– Не сдавайся, малыш, – шепотом просила Лиза, опустившись возле китенка на колени, и гладила его по голове. – Держись, скоро тебе привезут носилки. Твоя мама рядом, она ждет тебя.
Мы были уверены, что так оно и есть. Примерно каждые полчаса где-то вдалеке раздавался всплеск, его эхом отражали заросшие соснами холмы. Скорее всего, это мать малыша пыталась определить, как близко она может подойти к берегу. Больно было это слышать. Мы цепочкой ходили к воде, и я пыталась как-то отвлечься от звуков, которые посылала потерявшая своего малыша мать. Я боялась, что она от отчаяния тоже может выброситься на берег.
Грэг трижды звонил по своему мобильному, а я один раз выезжала на шоссе, чтобы поднять спасателей, но люди из Национальных парков и рейнджеры из Службы охраны дикой природы добрались к нам только после полуночи. Видимо, связь была нарушена, им сообщили не те координаты, а кто-то уехал с единственными специальными носилками.
Лиза даже слушать не стала их объяснения.
– Надо перенести его в воду, – сказала она. – Быстрее. Мы знаем, что его мать еще ждет его там.
– Попробуем спустить его на воду.
Кряхтя от тяжести, они пошли к мелководью и, не обращая внимания на холод, встали в воде. Я осталась на берегу и наблюдала за их действиями. Кто-то предложил загрузить малыша на лодку и переправить его ближе к матери. Но человек из Национальных парков высказал неуверенность в том, что малыш вообще удержится на воде, не говоря уже о том, чтобы плыть. И все боялись, что появление лодки спугнет мать и она покинет залив.
– Если у нас получится его стабилизировать, – пробормотал кто-то из спасателей, – мы сможем переправить его дальше в залив…
Они стали тихонько его раскачивать, чтобы он привык к балансу воды, который успел потерять, пока был на берегу. Прошел час или около того, и они зашли глубже. Теперь Лиз и Грэг без всяких гидрокостюмов стояли по грудь в воде. Лиза стучала зубами, да и я замерзла.
Но малыш не двигался.
– Так, хорошо, не будем его подгонять, – сказал один из спасателей, когда им стало ясно, что малыш не поплывет. – Постоим здесь еще, подержим его, пока он не сориентируется. Может, ему нужно еще время.
Даже наполовину погруженный в воду детеныш кита был жутко тяжелым. Мы с Йоши сидели на берегу и смотрели, как они четверо там стоят. Я видела напряженные от тяжести худенькие плечи Лизы и слышала, как она шепотом подбадривает малыша, пытается уговорить его поплыть обратно к маме.
Ближе к двум ночи всем стало ясно, что дела у малыша плохи: он совсем обессилел, дыхание у него было прерывистое и он все чаще закрывал глаза. Я подумала, что он мог заболеть еще до того, как все это случилось. Возможно, и его мама чувствовала это, но просто не могла отпустить его от себя.
Не знаю, как долго они там стояли. Ночь потеряла связь с реальностью, часы медленно ползли в холоде, приглушенных разговорах и все нарастающем отчаянии. Мимо проехали две машины. Их привлек свет наших фонарей. В одной была компания веселых юношей и девушек. Они предложили нам свою помощь. Мы поблагодарили их и попросили ехать дальше. Бедный малыш меньше всего нуждался в том, чтобы вокруг него суетились подвыпившие тинейджеры. Мы с Йоши один раз сходили на «Моби-два» и приготовили кофе. Потом она и Ланс подменили ребят, чтобы те смогли передохнуть пятнадцать минут и немного согреться. Ночь все тянулась и тянулась. Я даже одолжила куртку и натянула ее поверх своей – старые кости, как оказалось, мерзнут сильнее молодых.