– Не в этот раз, – сказала я, и он улыбнулся.

«Майк не опасен», – подумала я. Уже очень давно я не думала так о мужчинах.

Моя комната была в задней части дома, в самом конце коридора, можно сказать, от моря меня отделяли только дерево и стекло. Соседняя комната – комната Ханны. Ночью она частенько приходила и забиралась ко мне в постель. Совсем как в те времена, когда была малышкой. А я обнимала дочь и была так счастлива чувствовать ее сладкий запах и тепло. Если честно, хорошо спать я могла, только когда Ханна была со мной рядом. Но я бы никогда ей об этом не сказала: малышка и так несла на плечах непомерный груз, не хватало, чтобы она чувствовала себя ответственной за мой сон. Стоило мне укрыть ее одеялом, она сразу засыпала, так что, думаю, нам обеим спокойнее было спать вместе.

Милли располагалась на ночь на коврике между кроватью и окном. Я все время держала ночью окно открытым – звуки моря и звезды на чистом небе умеют убаюкать, а ночи никогда не были такими холодными, чтобы хотелось закрыть окно. Здесь, на втором этаже, я могла остаться наедине со своими мыслями и поплакать так, чтобы никто не услышал. Очень редко я закрывала окно из опасения, что мои всхлипы долетят до ребят, которые сидят за столом внизу, или до туристов, которые решили прогуляться возле гостиницы. Восточный ветер мог донести вниз мои сдавленные рыдания, а западный в ответ принести ко мне смех и разговоры ребят из команд преследователей. Вот так я и услышала голос Грэга – стянула толстовку через голову, встала у окна и услышала. Он уже запьянел, говорил не очень разборчиво и совсем не доброжелательно.

– Держись от нее подальше, понятно. – В его голосе была неприкрытая угроза. – Я четыре года ее жду. Никто не подойдет к ней ближе меня.

Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что он это обо мне. Грэг возомнил, будто имеет на меня право. Это так меня взбесило, что я с трудом удержалась, чтобы не выскочить туда, к ним, и не сказать все, что я об этом думаю.

Но я осталась в комнате. События прошедшего дня дорого мне обошлись, еще один бой был не под силу. Я лежала в постели, проклинала Грэга Донахью и пыталась не возвращаться туда, куда может привести меня английский акцент.

Спустя час, не меньше, я поняла, что так и не услышала ответ Майка.

Он думал, что я не догадываюсь. Он не понимал, что это всякий раз, когда он на нее смотрит, бьет мне в глаза, как луч маяка. Мне стоило бы предупредить его. Я могла бы сказать ему, что Грэг – это всерьез. Но был бы от этого хоть какой-то прок? Люди слышат то, что они хотят слышать. Я еще не встречала мужчину, который бы не был уверен в том, что, если очень захочет, не сможет перевернуть мир.

И поэтому перспектива того, что мистер Майк Дормер из Лондона сделает какие-то движения в сторону моей племянницы, заставила меня присмотреться к нему чуть больше, чем к простому гостю. Я вдруг поняла, что мне важно составить его портрет, и я внимательно слушаю все, что он говорит. Ханна сказала, что Майк работает в Сити, а из того, как он среагировал, следовало, что в этом нет ничего интересного. Может, на кого-то и произвела бы впечатление его финансовая состоятельность, но в наших краях это никогда не имело значения, и уж тем более для меня. Нет, мистер Дормер производил впечатление доброго, хорошо воспитанного человека. Он всегда находил время для Ханны, даже если она приставала к нему с банальными для взрослого человека вопросами. И это, конечно, было плюсом. На мой взгляд, он обладал вполне симпатичной внешностью, хотя для Ханны это, наверное, было не так уж важно. Держался спокойно, можно сказать, тихо и совсем не был слабаком или простофилей. Это я поняла, когда Грэг предупредил его насчет моей племянницы.