– Я… ждал звонка. А потом подумал, что поеду.

Кэтлин внимательно посмотрела на меня, потом на Грэга.

– Только не смотри так на меня, – с улыбочкой сказал Грэг. – Я как мог старался ему объяснить, что все тут хотят, чтобы он остался.

– Зайдешь на минутку? – спросила меня Кэтлин.

– Я не возражаю. – Грэг пожал плечами.

– Еще бы ты возражал.

Я прошел за Кэтлин в гостиную.

– Ты не можешь сейчас уехать, – сказала Кэтлин и встала передо мной, уперев руки в бока. – Ты не видел Летти. Ни с кем не попрощался. Черт, я хотела сегодня ужин в честь тебя устроить.

– Спасибо большое, Кэтлин, но я думаю, будет лучше, если я уеду.

– И не хочешь подождать, пока вернется Лиза? Не хочешь с ней попрощаться?

– Лучше не надо.

Кэтлин смотрела на меня, а я не мог понять, что отражается на ее лице – сочувствие или разочарование.

– Ты действительно не можешь остаться? Хотя бы до обеда?

Я пытался мыслить здраво, но у Ханны в комнате грохотала музыка в стиле диско. Она подпевала тоненьким голосом немного не в такт, а у меня сердце еще колотилось как бешеное после выброса адреналина. Я шагнул вперед и протянул Кэтлин руку.

– Спасибо за все, Кэтлин, – сказал я. – Если мне сюда кто-нибудь позвонит, передайте им, пожалуйста, номер моего мобильного. Я вам позвоню, как только буду уверен насчет застройки.

Кэтлин глянула на мою руку, потом посмотрела в глаза. Я понял, что мне тяжело встретиться с ней взглядом.

Она меня обняла, ее старые руки оказались удивительно сильными.

– Обязательно позвони, – сказала она мне в плечо. – Не исчезай вот так. Забудь про эту чертову застройку. Просто позвони мне.

Я вышел из отеля и пошел к машине, пока боль в ее голосе не заставила меня изменить принятое решение.

По прибрежной дороге я ехал медленно, действительно медленно, и не из-за выбоин или каких-то неровностей, а потому что у меня было такое ощущение, что соринки мне попали в оба глаза, и я плохо видел дорогу. У Китовой пристани я остановился и потер глаза. Я вдруг поймал себя на том, что в глубине души хочу увидеть, как из-за мыса в залив заходит «Измаил». Я надеялся, что, может, в последний раз увижу ее тоненькую фигурку, увижу, как ветер развевает ее волосы, и собачонку у руля. Я надеялся, что смогу только один раз взглянуть на нее, перед тем как моя жизнь потечет в противоположном направлении, в сторону другого полушария.

Но я видел только сверкающую на солнце воду, нити из буйков, которыми был отмечен канал для прохода лодок, и заросшие зелеными соснами холмы вдалеке. У меня даже не было возможности написать ей письмо; рассказать ей о том, что я чувствую, было равносильно тому, как если бы я рассказал ей правду, а этого я сделать не мог. «Ты все сделал правильно, – говорил я себе, – в первый раз в своей жизни ты сделал доброе дело».

Я так редко совершал правильные поступки, что не мог толком понять, был ли жуткий страх, который я тогда испытывал, той самой эмоцией, которая должна сопровождать эти правильные поступки.

Когда зазвонил мой мобильный, я ехал по автостраде уже минут двадцать. Я притормозил на обочине и достал из чехла телефон.